Бывало и так, что её любимый конюх Иваныч засыпал.
Тогда Машка очень плавно, чтобы не разбудить Иваныча, везла телегу с ним обратно в конюшню, следя, чтобы никакое из колёс не попало в яму, а ноги Иваныча не задели какую-нибудь преграду. Дальше она останавливалась у дверей и терпеливо ждала когда Иваныч проснётся. Молча.
Разумеется, что телегу Машка возила только по правой стороне, не выезжая на обочину, а перед объездом препятствия деловито поворачивала голову влево, чтобы убедиться в отсутствии помехи.
Говорить у неё не получалось, но она исправно отвечала на вопросы конюха киванием головы или мотанием её из стороны в сторону. Правда, никто не верил [конюху], что Машка понимает человеческую речь и тем более соблюдает ПДД. Считалось, что никаким умом она не обладала, а просто заучила дорогу, и теперь возница дурачит всех, подстраивая свои команды под следующий шаг, уже привычный для лошади. То есть перед ними что-то вроде дрессированного крокодила, где на самом деле таец-дрессировщик выстраивает программу из расчёта на его примитивную двухбитную логику и мозг размером с горошину.
Машка слышала эти разговоры, но не находила способа возразить и как-то доказать свою грамотность. Особенно после того случая с директором, который забавно оговорился на митинге, а она, заценив игру слов, взяла да и заржала после пары секунд гнетущей тишины, после чего ржали уже все.
…А где-то там за заводским забором летела, бурлила НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ, там стучали колёсами трамваи, натужно гудели троллейбусы, земля под ногами Машки периодически сотрясалась от проходивших где-то внизу поездов метро. Тут же всё было одинаково и ничего не менялось изо дня в день и из года в год.
Завод, по которому она возила телегу был не просто большим, он был огромным! За весь день ей удавалось объехать его всего на один раз. На территории росли клёны, липы, ёлки, берёзы и осины, по которым прыгали совсем ручные белки, там был даже красивый пруд, в котором, правда, она ни разу не купалась. А так хотелось…
Повторюсь: лошадь эту не утруждали.
Нельзя сказать, что она уставала или, что её телегу перегружали. Довольно часто она везла её практически пустой с какой-нибудь мелочью, что было совершенно не трудно. Бывало, конюх надолго уходил с документам в цех, а она стояла и изучала весьма жестокие плакаты по технике безопасности. Именно так она и постигла грамоту. И хотя она не понимала как, каким образом она в принципе смогла бы когда-нибудь проверить соосность отверстий пальцем или оставить в патроне ключ, в отличие от предупреждения “не стой под грузом и стрелой”, тем не менее, в душе она была согласна с тем, что так делать нельзя.
Проходя по аллее с фотографиями ударников производства, она первые годы внимательно изучала стенды, надеясь увидеть там и себя, но этого не происходило.
Не появлялось её и среди членов Правления.
По-молодости Лошадь считала, что если её фотографии до сих пор нет на стенде среди членов Правления и на Доске почёта, то ей следует трудиться, трудиться и ещё раз трудиться, что она и делала, таская телегу изо всех сил, каждый раз всё быстрее и быстрее, однако со временем начала понимать, что её прыть и усердие, в общем-то, никому не нужны.
Как-то, будучи уже в зрелом возрасте, она посчитала затраты на овёс, обогрев своей мини-конюшни, зарплату конюха, и вдруг поняла, что на эти деньги можно было легко содержать пару-тройку грузовиков, которые, к тому же могли прекрасно ночевать на улице круглый год, даже в дождь.
