Она вошла в избу, легла на лавку и, прикрыв глаза, задремала.
Во сне к ней пришла бабка Прасковья. «Ты что это удумала, внученька? Знаю, знаю про все твои горести… Собирайся живо в город! Тебе родовую силу нужно передать внучке Ирочке. Способная она, в Вальпургиеву ночь родилась. Потомственной Ведьмой в тринадцатом поколении станет ОНА! Не медли! И лесом уходи в город, тайными тропами да болотцами…» – давала наказ моя прабабка.
Маруся очнулась от вещего сна и стала собирать нехитрый дорожный скарб. «Вот и пригодилась заплечная дорожная сумка, – думала она, аккуратно укладывая только самое-самое нужное. – Вещь удобная, главное, руки свободными остаются».
Присев на дорожку, чтобы навсегда попрощаться с отчим домом, Маруся ощутила присутствие душ всех близких ей людей, кто когда-то жил в нём.
Воочию перед ней стоял супруг Мартин, пропавший без вести на фронте, рядом с ним утонувший сыночек Володенька, чуть правее бабка Прасковья, дожившая почти до ста лет и передавшая ей ведьмин дар, далее стояли, прижавшись друг к другу, её родители, убитые неизвестными в голодные годы.
Когда трупы их были обнаружены в лесу одним из сельчан, страшная картина зверского убийства открылась перед мужичком. Тела лежали полностью обнажёнными, и с них были срезаны и куски мяса, и подкожного жира. Убийц не нашли. Голод временами лишал людей разума и сочувствия. Люди просто пухли от голода. Иногда в семье убивали одного ребёнка для того, чтобы выжили остальные дети и родители. В те времена в стране процветал каннибализм, а проще говоря, людоедство, но историки в дальнейшем постараются скрыть эти факты от потомков…
Маруся смахнула набежавшую скупую слезу и, простившись с душами рода, спешно отправилась по тропинке в лес. Необходимо было торопиться. Утром за ней обещали прислать телегу.
В это время кузнец, затеявший весь этот судебный процесс, никак не мог смириться с горем. Он видел, что Маруся вернулась в село, и решил, что её отпустили вовсе, что она никак не ответит за смерть дорогих ему людей. И тогда он задумал собственную расправу, осуществить которую должен был этой ночью.
Он разминулся с бабушкой всего на пять минут. Не заглядывая в избу и пребывая в полной уверенности, что Маруся внутри, Прохор подпёр дверь тяжёлым бревном и запустил «красного петуха». Дом стоял на отшибе у самого леса, и рисков, что пламя охватит соседние дома, не было никаких.
Огонь моментально разгорелся, и пожар охватил целиком и дом, и хозяйственные постройки на участке.
Маруся спиной почувствовала дурное. Она оглянулась и увидела, как за лесом клубится дым и рвутся языки пламени с того места, где стоит её изба. Картинка того, как это произошло, чётко обозначилась в её голове. Она не осуждала кузнеца. Она понимала его.
Бабушку не стали объявлять во всесоюзный розыск, посчитав, что она погибла при пожаре по неосторожности, от искры из печи…
Дело её закрыли. Нет человека – нет проблемы. Никакого расследования по пожару не проводилось. Останки тела найти на пепелище не представлялось возможным.
Ведьм, колдунов и даже тех, кто лечит травами, не хоронят на кладбищах. Не принято. За кладбищенской оградой на неосвещённой земле уже находилась могилка моей прабабушки Прасковьи.
Сердобольный директор совхоза, ставший когда-то первым бабушкиным пациентом, посчитал, что в этом деле должен быть учёт и порядок. В гроб кинули горсть пепла с пожарища и похоронили пустой ящик за кладбищенской оградой.
