– Ну, Никита Тарасович, кто тут у тебя Нострадамус?
– Вот он, мастер Попсуев.
– Пошли в цех. Давай халат.
Берендей моргнул Оресту глазом, чтоб в цехе по пути начальства навели порядок, а Сергею бросил:
– Поторопился, Сергей, ох, поторопился…
– Начнем с ультразвука, – скомандовал Рапсодов. – И никаких талонов! Демонстрируй свое умение, бутлегер. Что-нибудь из брака, – он отвернулся и шепнул Свияжскому: – Годную дай.
Прогнали изделие по линии, прибор показал «годное». – А почему «годное» показывает? – нахмурил брови главный.
– Потому что годное, – ответил Попсуев, найдя в паспорте и журнале данные на изделие.
– Не может быть! Брак ведь. Еще дайте.
Принесли из брака. Прогнали. Из пяти четыре подтвердились, пятое прошло в годные.
– На границе, – не глядя на прибор, сказал Попсуев, сверившись с паспортом и журналом. – На пять единиц границу сдвинуть, и не пройдет.
– И как это у тебя получается?
– Хороший шахматист в дебюте видит эндшпиль.
– Хороший… шахматист… дебют… Проверьте настройку прибора. – Рапсодов, явно раздосадованный тем, что не понимает, как мастер «видит» брак, махнул рукой на линию.
Попсуев позвал Михайлова: – Стас, проверь настройку.
Рабочий проверил, но пропустил один необязательный момент, не перещелкнув рычажок в конце. Рапсодов патетически произнес: – Как же так! Это ж дебют!
Михайлов стал убеждать главного в правильности настройки, но это не было убедительно, поскольку кто был он и кто Рапсодов!
– Чего ты споришь? – громко сказал Попсуев. – У главного больше прав.
– Хороша же смена! – бросил главный инженер. – Настройку не могут проверить! Как же продукцию выпускаете? На взгляд мастера?
– Как надо выпускаем! – сказал Попсуев. – Мне и прибор не нужен.
– Да-а? – удивился главный. – Совсем что ли?
– Совсем.
– Ну, знаете ли… – Рапсодов поискал глазами руководство участка и цеха, нашел Берендея, тот на полголовы возвышался над всеми. – Пошли в ОТК. Покажешь. Не поймаешь брак – вылетишь за ворота.
– Он еще молодой специалист, – сказал Закиров.
– Тем более! – едва не испепелил его глазами Рапсодов.
Зашли на участок контроля. Попсуев открыл паспорта изделий и технологический журнал, взял с транспортера несколько штук и положил их с разрывом на линию контроля.
– Вот это одно брак, а эти годные. Стас, запускай! – махнул Попсуев рукой Михайлову; лента поползла. – ОТК, чего там? – бригадир ОТК перевела контроль измерения в ручное положение, измерила, кивнула головой.
– Да, брак.
– Намного? – спросил главный.
– На десять единиц. Много.
Вторую группу приборы пропустили. Михайлов приплясывал от гордости, Закиров светился, Берендей сыто смотрел на Рапсодова.
– Как фамилия? – главный хмуро глядел на Сергея.
– Попсуев.
– А, спортсмен. – главный задумался. – Никита Тарасыч, в среду у тебя проведем инженерную диспетчерскую. Пусть пан спортсмен расскажет о своих прорицаниях. Черт знает что! Столько денег вбухали в москвичей, а тут всё на глазок измеряют!
– На мой глазок! – добавил Попсуев.
В среду Сергей, вспоминая Андрея Болконского, думал одно и то же: «Вот он мой день! Сегодня меня заметят, возьмут в резерв на выдвижение. Надо изложить за пять минут, пока не ослабнет внимание…» Он спустился на первый этаж, как бы ненароком встречая участников совещания. То, что он возбужден, читалось на его лице и в жестах, в той светлой радости, с которой он здоровался с входящими. Те невольно улыбались ему в ответ. Рапсодов подъехал последним. Едва он зашел в кабинет и уселся в кресло, как тут же обратился к Попсуеву:
