– активность женщины (попытка бегства, сопротивление и т.п.) не только не разрушала заранее выработанную последовательность действий убийцы, но, возможно, являлась элементом его игры с жертвой и планировалась изначально. Способность преследовать убегающую с душераздирающим криком женщину свидетельствовала об определённом складе ума, характерном скорее для охотника, нежели классического сексуального преступника, подавляющая часть которых склонна прекращать нападение при активном сопротивлении и громких криках жертвы;
– помимо частей женской плоти, которые убийца в двух случаях унёс с собой, он забирал с мест преступлений и иные «трофеи». Он обыскивал женские сумочки, автомобильные «бардачки» и делал это явно с целью заполучить мелкие предметы, способные служить такого рода «трофеями». Примечательно, что деньги, документы жертв и настоящие драгоценности его не интересовали, т.е. целью обысков являлась вовсе не жажда наживы;
– характер манипуляций преступника с телом жертвы свидетельствовал о том, что тот испытывал крайний гнев при виде обнажённых женских тел и, скорее всего, женщин вообще. Мужские тела явно оставляли его индифферентным, а всё, что было связано с женской сексуальностью, вызывало у убийцы жесточайшую фрустрацию. Единственным объяснением этой фрустрации могла быть физическая или психологическая неспособность преступника к сексуальной близости с женщиной (близости, которую он жаждал, но не мог реализовать) – во всех прочих случаях на местах совершения преступлений остались бы следы его сексуальной активности. Cексуальная неадекватность преступника должна была быть известна ближайшим родственникам и врачам, к которым «Монстр», скорее всего, обращался за лечением;
– убийства, протяжённые по времени и месту, требовавшие порой перемещений преступника на десятки метров в сторону от места первоначального нападения, однозначно свидетельствовали о его уверенности в собственных силах и отсутствии страха разоблачения. Если бы на пути нападавшего возникла помеха в виде случайного свидетеля, «Монстр» без колебаний решился бы на его убийство;
– преступник обращался с ножом достаточно хорошо для того, чтобы уверенно пускать его в ход и не допускать саморанений, которые почти всегда причиняют себе люди, не знакомые со спецификой применения ножа в рукопашной схватке;
– в момент нападения преступник, скорее всего, подсвечивал цель фонариком, как это делал американский серийный убийца «Зодиак». На это явственно указывала точность выстрелов и порезов.
Исходя из перечисленных выше элементов криминального поведения, можно было попытаться описать «Флорентийского Монстра»:
1) это высокоорганизованный несоциальный серийный убийца. Он способен чётко планировать нападения и неумолимо придерживаться выработанного плана. Склонность к тщательному обдумыванию поступков и самоанализу неизбежно должна была проявляться и в повседневной жизни, так что близкие этого человека, безусловно, знали о данной черте его характера;
2) несоциальность (несоциализированность) этого человека могла проявляться в отсутствии у него друзей и побудительных мотивов к установлению с окружающими добрых отношений. Интравертность, обращённость вглубь себя, проявившаяся, скорее всего, ещё в раннем детстве, могла привести к тому, что среди окружающих он имел репутацию чудака, человека, у которого «не все дома». А педантичность и внутренняя потребность руководствоваться заранее составленным планом обеспечили ему среди коллег репутацию зануды;
