– Поясните, – глава экспедиции сразу вскинулся будто хищник, почувствовавший добычу.
– Возможно, я начал относиться к арестанту излишне подозрительно. Но мне кажется, что он не является искренне верующим. Да, наш подопечный сразу попросил возможность посещать церковь, для чего в дворцовую часовню был вызван отец Иероним. Только поднадзорный уклонился от общения со священником и весьма жёстко отверг предложение исповедоваться. Он отстаивает службы и даже впадает в некое забытьё, шевеля губами. Со стороны кажется, будто Иоанн молится. Но это больше похоже на помрачение или экстаз, свойственный фанатикам. Только здесь всё сложно, и я снова опасаюсь ошибиться в своих умозаключениях.
– В нашем деле нельзя отвергать никаких подозрений, – произнёс Шешковский после небольшой паузы, – Религиозный вопрос крайне важен и потребует проверки. Спасибо вам за проявленное внимание. Пока арестант остаётся на вашем попечении, поэтому прошу не терять бдительность. Необходимо лучше его изучить и, по возможности, узнать о сокровенных мыслях. Понимаю, что сие недостойно бравого гвардейца, коим вы являетесь, но придётся потерпеть. Сейчас для Ивана Антоновича подыскивается наставник. Только решение по его кандидатуре будет принято императрицей после ознакомления со всеми полученными докладами. Вам же надо меньше распространяться о бывшем заключённом и выполнять приказ. Ступайте, Валентин Платович, если у вас нет ко мне вопросов.
Мусин-Пушкин старался не спешить, покидая неприятного собеседника и его мрачный кабинет. Закрыв за собой дверь, он мысленно выдохнул и решил, что сегодня ему необходимо выпить. И делать это придётся в одиночестве. А то ведь сразу донесут и заподозрят во всяких грехах. Чёрт бы побрал этого непонятного Иоанна!
* * *
И вот наступил знаменательный момент, ради которого меня три недели назад вытащили из темницы. Знаете, на свободе мне больше всего понравилась баня. Боже, как приятно, когда с тебя слоями сходит многолетняя грязь вперемежку с коростой. Даже бывалые банщики и доктор Крузе с трудом сдерживали брезгливость, глядя на моё тело и вшивый колтун, в который превратились годами нечёсаные волосы. Запаршивел я знатно.
Какое же это наслаждение зайти в разогретую парилку, и намылить тело мочалкой, о которой я давно позабыл! Мыло я точно увидел первый раз в жизни. Затем чистый и распаренный ты сидишь в предбаннике и пьёшь ледяной квас. Большего удовольствия я даже представить не могу. Ловлю себя на мысли, что готов провести в подобной неге оставшиеся годы. Ещё меня поразила постель, застланная чистым бельём. Это вам не полуистлевший матрац с гнилой соломой.
Но долго наслаждаться баней мне не дали. Я вынужден привыкать к новой одежде, которая раздражала только начавшие заживать шею, спину и руки, а также узким туфлям, жутко натирающим ноги. Пришлось заново учиться ходить. А также есть, используя приборы. Ведь последние девять лет мне не давали даже ложку. Приходилось хлебать из миски будто зверюшка, помогая себе руками. А отхожее место? Оказываете справлять нужду можно не только в ведро, но для этого приспособлена особая комната.
Больше всего беспокоили многочисленные раны, образовавшиеся на месте сошедшей коросты. Доктор мазал повреждения какой-то мазью, отчего моё тело стало склизким и нестерпимо зудело. Поэтому стоя перед императрицей и её соратниками, я больше думал, как бы не начать чесаться. А ещё приходись прятать руки. «Ципки» вдруг промелькнуло слово из лексикона Майора. Иногда со мной так бывает. Хочешь вспомнить, чего-то полезное, напрягаешь память и не можешь. И тут неожиданно вылезает необычное слово. Так вот, руки я особенно хорошо натирал мылом, увиденным первый раз в жизни, но пока безуспешно. Вот бы удивились присутствующие, если бы узнали, о чём я сейчас думаю. А если начать чесать некоторые места, то представляю выражение этих напыщенных лиц. Ха-ха!
