– Корделия захотела поговорить со мной о Марке.
– Не сомневаюсь. Надеюсь, ты сказала ей, что провела с ним день в поездке к морю и еще один вечер в «Саммертриз», после чего не виделась с ним.
– Сказала, причем практически дословно, – подтвердила Корделия. – Думаю, ее вполне можно отпустить на все четыре стороны.
– Зачем столько сарказма, Корделия? – мирно проговорил он. – Это вам не к лицу. Сарказм идет некоторым женщинам, но не таким красивым, как вы.
Они спускались бок о бок по лестнице навстречу шуму толпящихся гостей. Комплимент разозлил Корделию. Она сказала:
– Полагаю, женщина на кровати – это компаньонка Изабелль? Она часто бывает пьяной?
– Мадемуазель де Конже? До такой степени – нечасто, но вынужден признать, что совершенно трезвой ее редко удается видеть.
– Так не надо ли что-нибудь предпринять?
– Что же я могу предпринять? Передать ее в лапы инквизиции XX века – психиатру, подобному моему родителю? Разве она это заслужила? Кроме того, в те редкие моменты, когда она бывает трезвой, она слишком строга. Ее пристрастия и мои интересы совпадают.
– Возможно, с точки зрения целесообразности ваше поведение безупречно, – сурово сказала Корделия, – но я нахожу его безответственным и бездушным.
Он остановился на ступеньке и повернулся к ней с обезоруживающей улыбкой.
– О, Корделия, вы говорите, как ребенок прогрессивных родителей, отданный на воспитание старомодной няне и прошедший через монастырскую школу. Вы мне нравитесь!
Он продолжал улыбаться, глядя, как она, ускользнув от него, смешалась с толпой. Его диагноз правильный, подумала она, теряя Хьюго из виду.
Налив себе бокал вина, она медленно двинулась по комнате, нахально прислушиваясь к разговорам в надежде, что кто-нибудь упомянет Марка. Ей повезло всего один раз. Позади нее оказались две девушки и пресный молодой блондин. Одна из девушек сказала:
– София Тиллинг удивительно быстро пришла в себя после самоубийства Марка Келлендера. Она и Дейви приходили на кремацию, вы слышали? Совершенно в духе Софии: захватить своего нового любовника на процедуру испепеления прежнего. Наверное, это доставило ей удовольствие.
Ее собеседница прыснула.
– А братец подхватил девушку Марка. Если вам не светит красота, деньги и ум одновременно, довольствуйтесь первым и вторым. Бедный Хьюго! Он страдает от комплекса неполноценности. Недостаточно красив, недостаточно умен – то ли дело теперешний бакалавр Софии! И недостаточно богат. Неудивительно, чтобы обрести уверенность в себе, ему приходится полагаться только на секс!
– Да и тут без особого успеха…
– Тебе виднее, милочка.
Они засмеялись и отошли. Корделия почувствовала, как горят ее щеки. Ее рука так задрожала, что едва удержала стакан. Она с удивлением обнаружила, что все это не оставило ее равнодушной – ей слишком нравилась София. Но это, конечно, было частью плана, в этом заключалась стратегия Тиллингов: если ее нельзя было, пристыдив, заставить бросить расследование, оставалось действовать лаской: взять ее с собой на реку, переманить на свою сторону. И они добились своего: она была на их стороне, во всяком случае, коварная клевета вызвала у нее отвращение. Она успокоилась на мысли, что эта троица вела себя именно так, как подобает на пригородном коктейль-рауте. Она никогда прежде не посещала этих бессмысленных и скучных сборищ, где жуют сплетни и бутерброды, запивая джином, но, как и ее отец, также не имевший опыта в подобных делах, была готова видеть в них один снобизм, злобу и нечистоплотные инсинуации.
