Непогрешимая Россия - страница 13

Через месяц исполнится 80 лет со дня заключения знаменитого советско-германского пакта. Хорошо представляю себе, какой дикий вой поднимет по этому случаю либеральный сброд всех стран! Опять будут ставить на одну доску Сталина и Гитлера, клеймить их обоих как злых демонов, из-за которых и началась Вторая мировая война. Лживость этого либерального мифа о пакте 1939 года давно разоблачена, повторять контраргументы не имеет смысла, люди мыслящие и так их знают, а с противной стороны мы имеем лишь хор либеральных колдунов, который твердит одну и ту же мантру, гипнотизируя самих себя и публику. Я лично могу лишь выразить сожаление о том, что этот пакт оказался непрочным. Раз он таким оказался, значит, так и должно было быть. Но в вопросе, почему случилось именно так, полной ясности нет.

Реликтовые обожатели Сталина и Гитлера до сих пор смотрят друг на друга как солдаты двух сражающихся друг с другом армий. Они категорически против того, чтобы их кумиров ставили на одну доску. Их возмущение понятно, когда эта операция осуществляется со знаком «минус», но они против неё даже тогда, когда «минус» меняют на «плюс», а зря.

Один из основателей испанской фаланги, Ледесма Рамос, ещё до создания этой партии, в 1931 году, провозглашал в своей газете «Ла Конкиста дель Эстадо» такие лозунги: «Да здравствует новый мир XX века! Да здравствует фашистская Италия! Да здравствует Советская Россия! Да здравствует гитлеровская Германия! Да здравствует Испания, какой мы её сделаем!»[40] Впрочем, и гитлеровской Германии тогда ещё не было, а что касается Советской России, то Ледесма Рамос видел в сталинском государстве плод «русской национальной революции», совершенно чуждый по своему духу марксизму[41].

На таких же позициях стоял французский писатель Дриё Ла Рошель. В 1934 году он писал в своей книге «Фашистский социализм»: «Волну диктаторской мании в Европе провоцировал пример Москвы… Фашизм Рима или Берлина, Варшавы или Анкары кажется мне скорее следствием тенденции, идущей из Москвы, чем противодействием ей»[42]. Как видим, были не только коммунисты, но и фашисты, которые признавали первенство русского маяка, причём ещё с ленинских, а не только со сталинских времен!

В 2004 году я написал работу «Один исток двух потоков». Так я назвал Жоржа Сореля, идеолога революционного синдикализма. После Октябрьской революции он посвятил новое издание своей написанной в 1908 году книги «Размышления о насилии» Ленину, но он же гордился тем, что сумел повлиять на Муссолини, «человека, несомненно, не менее необыкновенного, чем Ленин» [43].

В Приложении к новому изданию своей книги Ж. Сорель писал, оправдывая Ленина, что использование насилия привело большевиков к власти для того, чтобы вернуть России её национальное сознание. И вот, под руководством Ленина, который сочетает в себе способности Петра Великого, как государственного деятеля, и национальные чувства Николая I, большевики снова сделали Москву столицей России. В итоге Сорель называл большевизм явлением «русским и московским».

В те времена мало кто предвидел эволюцию большевиков в этом направлении. Сорель плохо знал, что у нас происходит, но у него была прекрасная интуиция.

Но и Муссолини говорил, что больше всего обязан Сорелю, называл его своим учителем. И когда десять лет спустя после смерти Сореля стало известно, что могила Сореля на парижском кладбище Пер-Лашез находится в запущенном состоянии, две страны вызвались взять на себя заботу по уходу за ней. Это были Советская Россия и фашистская Италия. Но вернемся к Дриё. Он, как и Ледесма Рамос, поддерживал всех диктаторов: «Я за Сталина, Муссолини, Гитлера, Пилсудского и так далее», он понимал, что такие фигуры необходимы, они порождены эпохой, когда происходят «великая реакция, которую познал когда-то Императорский Рим»