Непогрешимая Россия - страница 5



.

Троцкий мог сколько угодно говорить о «лже-марксизме», «пародии на марксизм», но это был самый доподлинный марксизм с его приматом экономики как «базиса». Еврей Маркс и его немецкий дружок Энгельс действительно считали, что социалистическая революция сначала произойдет сразу в нескольких западноевропейских странах или в одной из них, а на Россию они смотрели свысока и соревновались друг с другом по части русофобии, социалистическая революция в России могла им присниться лишь в страшном сне, но их бороды потом 70 лет развевались над Россией.

То, что Россия будет первой на этом пути, предвидел ещё Герцен: «Европа показала удивительную неспособность к социальному перевороту… Мы думаем, что Россия не так неспособна к нему»[12]. Свою «неспособность к социальному перевороту» Европа ещё раз доказала в 1923 году, когда угасли последние революционные вспышки в Германии, а у новых вождей России пропала надежда на мировую революцию. Сталин взял курс на построение социализма в одной стране, а Троцкий, ярый интернационалист, каким и положено быть еврею, обозвал его за это теоретиком «национал-социализма»[13]. Так что, если верить Троцкому, национал-социализм победил у нас на пять лет раньше, чем в Германии.

Эволюция началась в первые же годы после революции, что с удовлетворением констатировал В. В. Шульгин в своей книге «1920 год»: «Под оболочкой Советской власти совершаются стихийные процессы огромной важности, ничего общего с ней не имеющие». «Они восстановили русскую армию». «Их армия била поляков, как поляков. И именно за то, что они отхватили чисто русские области».

«Знамя Единой России практически подняли большевики». «Фактически Интернационал оказался орудием расширения территории для власти, сидящей в Москве, до границ, где начинается действительное сопротивление других государственных организмов… Это и будут естественные границы будущей Российской державы». «Нельзя не видеть, что русский язык во славу Интернационала опять занял шестую часть суши. Сила событий сильнее самой сильной воли. Ленин предполагает, а субъективные условия, созданные Богом, как территория и душевный уклад народа “располагают”». «А третье, что они взяли, – это принцип единоличной власти».

Шульгин только зря думал, что «социализм смоется, но границы останутся». В 1991 году социализм смылся, а «созданная Богом» территория скукожилась до границы XVII века после прихода к власти правителей, изображающих из себя продолжателей традиционной линии Российской монархии, для чего они окружили себя православной атрибутикой, но на деле продолжают традиции разрушителей России, в то время как поносимые ныне «безбожники-большевики» подготавливали, по словам того же Шульгина, «пришествие самодержца всероссийского». И подготовили. Шульгин не знал, кто это будет, догадывался лишь, что не Ленин и не Троцкий. Это будет «большевик по энергии и националист по убеждениям».

Шульгин делал такие выводы, хорошо зная российские реалии, социолог-теоретик В. Парето открывал будущее «на кончике пера». Он называл нынешнюю форму правления на Западе «демократической плутократией» и искал аналогии в том же Древнем Риме. «Древний Рим был земледельческой республикой, начавшей превращаться в плутократию после разрушения Карфагена и завоевания Греции… Римская демагогическая плутократия господствовала до эпохи Суллы, а с этого времени до Августа вела борьбу с военной плутократией, но последняя одержала верх и в период ранней Империи выродилась в военную бюрократию, отчасти напоминавшую чиновничество при русском царизме. Марий и Цезарь были союзниками демагогической плутократии и неосознанно готовили почву для режима Августа; история покажет, будет ли таким же продолжение правления Ленина и появится ли наследник Ивана Грозного»