– Что скажете, Забабашкин, могу я идти к самолёту?
Я хотел попросить его ещё немного подождать, но тут услышал шум в лесу, что доносился слева от нашей позиции.
Тут же перевёл в ту сторону винтовку.
«Неужели немцы обошли?!» – напрягся я.
Но, к счастью, всё оказалось не так. Всмотревшись сквозь листву и деревья, в просветах сумел разглядеть лошадей, телеги и продвигающихся красноармейцев нашего отряда. Крикнул два раза совой, тем самым подав условный знак. Через пару минут, осторожно пробираясь сквозь кустарник, появились разведчики.
В двух словах описал им текущую обстановку и, дав добро на движение к самолёту, попросил забрать с собой и лётчика.
– А вы? – спросил меня тот.
– А я, товарищ старший лейтенант, к вам присоединюсь тогда, когда вы погрузите в самолёт всех раненых и приготовитесь к взлёту. Пока же моя позиция находится тут, и я вас должен прикрывать.
Когда разведчики, забрав с собой лётчика, ушли, продолжил внимательно осматривать аэродром на предмет сюрпризов. Но они, к нашему всеобщему счастью, отсутствовали. Мёртвое осталось мёртвым, и лишних живых не нашлось.
Тем временем вначале на поле развернулся разведотряд, а за ним вышли и были доставлены раненые, но всё ещё готовые к бою красноармейцы. В колонну по двое в ускоренном темпе бойцы направлялись к самолёту. Не прошло и пятнадцати минут, а внутрь фюзеляжа уже был перенесён первый раненый. Не переставая прикрывать погрузку, я наблюдал, как Воронцов докладывает об обстановке Селиванову и как после этого двое бойцов помогают раненому комдиву подняться по лестнице в самолёт.
Лётчики к этому времени завели двигатели самолёта и сейчас прогревали их. Я заметил, что сидящий на месте пилота Тамбов постоянно поглядывает в бинокль в мою сторону и машет рукой.
«Ясно, всё готово. А что с тяжёлыми?» – спросил я себя и посмотрел на погрузку.
Тяжелораненых на повозках и рядом с самолётом видно не было, значит, они уже находились внутри. После них стали загружаться остальные красноармейцы.
Глядя на очередь людей к лестнице, невольно поймал себя на мысли: «А влезут ли все бойцы, или нам придётся ещё какой-то самолёт взять в „аренду“? И кстати, ведь у нас же ещё и пленные есть. Надо с ними тоже будет что-то решать».
Нужно сказать, сейчас жизнь пленных напрямую зависела от вместительности самолёта. Я не сомневался, что для генерала и полковника места найдутся, а вот для рядового состава – солдат и техников – пока неясно.
Так оно и вышло. Наши бойцы завели в самолёт немецких офицеров, а затем зашли сами, набившись внутрь корпуса, как в автобус в час пик. При этом пленный рядовой состав остался лежать на взлётке.
Заметил, как Воронцов начал мне призывно махать руками.
«Ага, вас понял! Слезаю», – сказал я себе и ещё раз, что называется, на посошок, пробежал взглядом по территории контролируемого объекта.
Потенциальная живность на ранее зачищенных точках не подавала признаков жизни.
– Вот и хорошо! – прошептал я и опустил голову вниз, чтобы посмотреть, куда нужно будет поставить ногу для начала спуска.
И тут же завис, потому что в голове словно бы застыла картинка, которую я случайно увидел боковым зрением. На восточной окраине аэродрома было движение. Немедленно сфокусировал взгляд в том направлении. И увидел то, что видеть совершенно не хотел и до последнего момента рассчитывал, что этого нам удастся избежать.
