Сквозь трель ветра проник низкий утробный гул тяжелых ударов в дверь. Я резко остановилась, поставила бокал на книжную полку, прямо рядом с собранием сочинений Некрасова – Кики бы это повергло в ужас – и побежала открывать.
На пороге стоял он, сосед. Я его по рисунку ткани белого лонгслива узнала. Высоты моего роста всегда хватало только на то, чтобы упереться взглядом в грудь этого парня. И в этом не было бы ничего особенного, если бы я каждый раз сама не начинала вести себя странно. Логично было бы поднять голову и вопросительно взглянуть в его пронзительные зеленые глаза, но я отчего-то опустила взгляд вниз и проверила обстановку там. Джинсы были на месте, пряжка ремня тоже, в руках никакой куртки, а ноги босые.
– Мадемуазель, что это? – Говорил он громко, перекрикивая музыку, и, клянусь, обращение «мадемуазель» звучало совсем не уважительно, скорее насмешливо.
Я запрокинула голову.
– Где?
– Играет.
Я сказала беззвучное междометие «а», после добавила:
– Это двадцать второй каприс Паганини.
На краткий, едва уловимый миг, на его губах появилась ухмылка.
– Это не двадцать второй каприз, мадемуазель, это двадцать вторая истерика.
Не знаю почему, ведь все имеют право на свое мнение и вкусы, но его слова привели меня в возмущение.
– Это виртуозная игра на скрипке!
– Струнами по полу, – гавкнул недовольно этот парень, и по-хозяйски, словно ему дозволено, подвинул меня рукой в сторону. – Отойди. Ты не умеешь правильно напиваться. Будем учиться, иначе через пару часов весь дом возненавидит интеллигентную мадемуазель.
«Ты»? Почему он обращается ко мне на «ты»? Совершенно обескураженная я наблюдала, как он прошел мимо меня в мою квартиру и направился прямо в гостиную. Спохватившись, я побежала следом.
– Вы что себе позволяете?
Он молча снял иглу с пластинки и остановил диск, потом выпрямился и нарочито медленно огляделся, кажется, ни одной детали не упустил. Лицо его при этом оставалось совершенно непроницаемо. Мне стало немного стыдно за бокал мерло на книжной полке, за туфли и совсем чуть-чуть за плащ на кухне. В конце он сосредоточил внимание на мне и детально изучил внешность.
– Парень бросил?
В воцарившейся тишине вопрос прозвучал как пощечина, хоть и задан был тихим, почти ласковым тоном.
Я инстинктивно вздернула подбородок в ответ на столь вопиющую бестактность.
– Значит, да, – кивнул он.
– Нет. – Я сцепила пальцы рук перед собой и выпрямила спину.
Темно-русая бровь ушла вверх.
– Изменил?
– Это вас не касается!
– С подругой?
Я позволила себе сказать небрежное «хм».
– Не с подругой, – невозможный собеседник на секунду прищурился. – Интересная мимика.
Что?!
– Ты не из-за измены расстроена. – В зеленых глазах горел азарт. Он расставил ноги на ширину плеч и скрестил на груди руки. – Из-за чего так буянит мадемуазель?
Почему он постоянно произносит «мадемуазель» с издевкой?
– Ты что, барана прям в постели застукала?
Память мгновенно подбросила мне видение Кирилла, переполненного жаждой… Жаждой подчиняться той женщине. Кирилл был такой податливый и послушный, такой… От нахлынувших возмутительных эмоций я резко вдохнула и отогнала прочь бесполезные воспоминания.
– Мадемуазель, – нараспев протянул сосед. Я хотела, чтобы было без издевки? Получила. Только новые интонации были еще хуже прежних! – Жди тут.
– Что? – от неожиданности я растеряла все свое возмущение. – Чего ждать?
– Меня. – Он уверенным широким шагом направился к выходу.
