– Снова?
– Я приготовил немного утром.
– Бобы – это здорово. – Она улыбнулась. – А фруктов у тебя нет?
Как хорошо, что он подумал о фруктах как о необходимых продуктах!
– В холодильнике.
Она достала апельсин, киви и виноград, разложила завтрак по тарелкам, сервировала стол, двигаясь непринужденно, восхищая Чейза.
– Как ты это делаешь? – спросил он.
Она улыбнулась шире:
– Сказываются годы практики. Я развлекала клиентов отца, а моя мать… – она запнулась, – была художницей. Думаю, я унаследовала ее чувство цвета и пространства.
– Ты рисуешь?
Эмма села и указала ему на стул на противоположном конце стола.
– Как сказать. – Она положила салфетку на колени. Даже завтракая всухомятку в чужом доме, она не забывала о манерах. – Мне повезет, если я смогу нарисовать прямую линию.
– Но тебе хотелось бы уметь рисовать, – предположил он.
Она откусила кусочек крекера.
– Ты прав.
– Может быть, наш ребенок унаследует ее способности.
– Будем надеяться, что он или она больше ничего не унаследует, – пробормотала она.
Он прищурился и отметил, что надо будет узнать побольше о покойной жене Рональда. Он смутно припоминал какой-то скандал; это было, наверное, когда он уже переехал к отцу – его мать вращалась в других кругах и вряд ли могла говорить ему об этом.
– У меня тоже есть определенные особенности, которые мне не хотелось бы передавать своему сыну или дочери. – Он помолчал и спросил: – Значит, ты оставишь ребенка?
– Я оставлю и выращу ребенка… – Она закусила губу. – Я не смогла бы… не смогла бы отдать своего ребенка.
– Нашего ребенка. – Ему хотелось бы найти менее неуклюжий способ подвести разговор к следующему вопросу. – Ты сказала, что я отец.
– Других вариантов нет, – спокойно ответила она.
– Ты уверена?
Она взмахнула ломтиком апельсина:
– Ладно, денежный мешок. Давай поговорим так, чтобы даже ты все понял. Есть женщина, которая давно ни с кем не спала, и мужчина, положивший конец ее воздержанию; отнять презерватив – и вуаля! Если у тебя все еще есть сомнения, я двенадцать раз все перепроверила.
Он бы рассмеялся, если бы все не было так серьезно.
– Я не ставлю под сомнение твою аккуратность.
Она застыла:
– Значит, думаешь, который из моих любовников – отец ребенка?
– Надеюсь, ты не будешь возражать против теста на отцовство? – ответил он вопросом на вопрос.
– Конечно, нет.
– До рождения?
Она нахмурилась:
– А так можно?
Откуда ему было знать? Он никогда раньше с таким не сталкивался, напротив, тщательно избегал этого.
– Мы спросим твоего врача.
Эмма отодвинула тарелку:
– Нет никаких «нас».
– У тебя будет ребенок, конечно, есть «мы», черт возьми. – Он перегнулся через стол, чтобы придать вес своим словам. – Пожалуй, сейчас самое время сообщить, что я не откажусь от своего ребенка. Я пройду весь путь с вами.
– Сначала мне нужно подтвердить беременность, а потом мы решим, как быть. – Она грациозно поднялась из-за стола. – А теперь я хочу домой, если ты не против.
Он был против, и еще как, однако он ничего не добился бы, если на все реагировал необдуманно. Чейз откинулся на спинку стула и уставился на Эмму. Она была красива и умна, но она была Уорт, и это делало ее последней в списке кандидатур на роль матери его ребенка: он вдоволь наобщался с выходцами из ее мира.
Наверное, его отец чувствовал то же самое, когда Пенни Ларсон сказала ему, что беременна. Однако, в отличие от Тиберия Бэррона, Чейз не позволит Эмме родить незаконного ребенка, тем более что она выгодно отличалась от себе подобных, непреодолимо притягивая его к себе. Осознавала она это или нет, но он собирался взять ситуацию в свои руки, начиная с этой секунды.
