Кх, кх, проводив барышню взглядом, осторожно захожу в уборную.
Довольно просторно, чисто и светло, если учесть, в каком необустроенном районе города находимся, и уж тем более в нежилом здании. Пара девушек крутится возле зеркала, что-то жарко обсуждая и похихикивая, но на интимной частоте. Ещё одна с надменным видом выходит из центральной кабинки, оставляя дверцу распахнутой, и занимает крайний к выходу умывальник.
Чёрт! Тишина и уединение мне сегодня не грозят!
Расстроенно плетусь в дальнюю кабинку. Пока вожусь, – всё же выпила много жидкости, – посторонние звуки стихают и, когда выхожу, радуюсь наставшему покою.
Клатч на столешницу, куртку на петлю, благо она тоже предусмотрена. Отрываю пару кусков салфеток для рук и бросаю на пол. Наплевав, как это будет смотреться со стороны, разуваюсь и с наслаждением мурчу:
– М-м-м, – спина, ноги… мой скелет устал, даже косточки благодарно похрустывают от того, как выгибаюсь. А в ступнях блаженный холод от кафельной плитки.
Так погружаюсь в экстаз от ощущений свободы без боли, что реагирую только на щелчок замка.
– Селивёрстов, – смахивает на невменяемый ик, – это женский туалет!
Да! Я – сама очевидность. Но, во-первых, шок, во-вторых, испуг, в-третьих… может, правда дверью ошибся?
– Ты одна? – злой взгляд, в глазах свирепствует непогода.
Вопрос тупейший, отзываюсь после небольшой заминки:
– Нет… – сердце выписывает невообразимые фигуры, до боли прыгая в груди.
Теперь недоумённый взгляд Селивёрстова пробегается по уборной, пустующим кабинкам и возвращается ко мне.
– Я имела в виду себя и тебя, – поясняю для непонятливых. – И ты, кстати, тут лишний, – беру себя в руки и с напускным равнодушием включаю кран.
– Нарика куда дела?
– Кого? – то ли на ухо туга, то ли Селивёрстов сегодня решил меня убить шоком.
– Хера, говорю, куда дела? – цедит сквозь зубы.
– Если ты про Родиона, – лёгкая заминка, – то он в мужском, куда и стремился, и в отличие от тебя, не промахнулся.
– Если ты одна, то почему стонешь… – шаг в мою сторону.
– Мне было ТАК хорошо… – нисколько не лгу, – я откровенно получала удовольствие. Он был сродни экстазу!
– У тебя ломка от недотраха? – ещё шаг.
– Я тебя умоляю, – фыркаю негодующе.
– Удовлетворённая женщина не ублажает себя.
– А я что-то про ублажение себя говорила? – возмущению нет предела. – Я наслаждалась тишиной и покоем… О-о-о, – перекашивает от мерзости догадки, – так ты ворвался потому, что думал, что я тут… – не в силах озвучить маразм домысла, лишь трясу потрясённо головой.
– Я не врывался, пришёл поговорить.
– На тему? – вскидываю брови.
– Нас…
– Не поздновато? – с наигранной скукой.
– Лучше поздно, чем никогда…
– Фраза ненадёжного человека, которому хоть как-то нужно оправдать свои слабости.
– Признание слабости – уже признак силы.
– Ну, если ты себя этим успокаиваешь…
– Объясни, с какого перепугу муда-Шляхер стал твоим парнем? – не ведётся на мою язвительность Игнат.
– С того, что вакантное место пустовало, – меня так просто не расшатать на более глубокие эмоции. – Мы подумали, и я решила.
– Это шутка такая? – чуть склоняет голову, брови съезжаются на переносицу.
– Нет, – держусь на частоте отчуждённость, словно ведём банальный разговор о погоде.
– А если… – пауза. Селивёрстов сглатывает, будто ему жутко сушит горло, – я претендую на эту роль? – если бы только что не услышала, не поверила в его способность это сказать.
