работой девушки не очень занимаются, их дело по гулянкам носиться. – Он взмахнул футляром со скрипкой. – Потом начинается: злая свекровь и в хлев пошлет, и в курятник, и прочее, и прочее. А косу бесконечную стирать и сушить некогда лишний раз: дети, хозяйство…
– Да, – сказал я. – Хрот говорил уже. Оттого-то голову платком прикрывают, чтобы не пачкались волосы. Чтобы грязные, да седеющие, да лишний раз не расчесанные были не видны. Стыдно же: вроде нормальное платье, а на голове жуть какая-то. Лучше платок. Тяжела судьба крестьянских женщин.
– Я бы не сказал, что очень, – продолжил Петрик, когда я замолчал. – Платки красивые. Ты знаешь, я маме в подарок купил. Я что попало не куплю. Да и полно всяких прочих головных уборов. Но! Женщинам, часто моющим волоса, приходится нелегко. Им от платка не избавиться. Во-первых, злая свекровь не даёт пользоваться краской для волос – это очень обидно. Бывает, волосы седеют рано. Но свекровь не может допустить, чтобы невестка закрасила седину и красивой была. Это раз. Во-вторых, глупые мужчины ревнуют и не хотят, чтобы другие мужчины видели непокрытые красивые волосы их женщин – это два. В-третьих – предрассудки. Ношение платка для крестьянок – это уже священная традиция. Но откуда она пошла, а Миче? Оттуда и пошла – из быта, как все прочие традиции. Даже очень священные. Такая была бытовая необходимость, под давлением злой родни ставшая… чем я там говорил? Чем-то там. Это три.
– В-четвертых, Хрот всё это уже рассказывал – это четыре, – прервал я поток Петрикова красноречия. – Ты напился, да, Чудила?
– На работе я разве пью?
– Сегодня – да. Но это ничего. Я понимаю, у тебя был стресс.
– Ну, давай, наругайся на меня, Миче. Я всё жду, что ты на меня накричишь, а ты всё никак.
Я горестно вздохнул и сказал ласково:
– Спятил ты, не иначе. Почему мне надо на тебя кричать и ругаться? Я вообще когда-нибудь на тебя ругался? Не чуди.
– Вот сейчас ты кричишь, – жалобно проговорил Петрик.
– Так есть за что. Сказать мне такое! Будто я стану ругаться! Сколько раз мы дрались из-за этой анчутской крови! Постой! – дошло до меня. – Мы дрались из-за МОЕЙ анчутской крови, не из-за твоей. Ты анчу, Петрик?
Он даже остановился, и глаза его стали больше планеты Ви.
– Удивляюсь тебе. Ты не знаешь? Все знают, а ты – нет? Да почему?
Я обошел его и покрутил перед собой в свете фонаря.
– Ну ты не похож! И кто знает?
– Не знаю. Может, мама и папа? Миче, чёрт возьми, ты откуда такой свалился? Даже Корки знают. Да, они знают много-много чего. Но ты не болтай. Всё-таки, это тайна от всех посторонних. Самая большая. Огромная. Очень. С другой стороны, совсем незначительна примесь эта. Вот такусенькая. А Корки – они сами такие. Сами знают.
– Сами знают… – протянул я. – Постой, что написано у тебя в документах? Что там написано?
Петрик опустил глаза.
– Там другое написано.
– Другое?
– Да.
– Твоя фамилия не Корк?
– Нет. Ты уже спрашивал. Только видишь ли, в чём дело, Миче. Давным-давно, ещё до Мрачных времён, в наши эти… как их?.. родословные? Нет, родословные – это у кошек. Короче, затесался один общий предок. Женщина. Так что, выдав Охти и моих родителей, Корки выдадут себя. Тс-с! В тайной дыре дворца спрятаны документы. Но ты должен молчать.
– А ты, значит, знал об общем предке ещё до истории с Воки?
– Конечно, Миче! Но то, что Воки Коркин сын, я не знал. Никто не знал. Честно.
