Полная, клонившаяся к закату луна, хорошо освещала двор и от увиденного Мацей приглушённо вскрикнул, резко подался назад и упал на спину. Супруга на секунду открыла глаза, хищно зевнула и дала храпа, чего за ней никогда не замечалось. Не сразу к Пристору пришла мысль, что увиденное им в окне напугать здравомыслящего человека никак не могло.
– Это ж надо было так ушатать нервы. – Подумал Мацей, снова подкрался к окну, и теперь уже смело отодвинув штору, посмотрел на стоявшую в трёх метрах от окна козу.
Кличку животному придумать ещё не успели – рогатой попрыгунье не было и пяти лет. Коза стояла по колено в снегу, смотрела в сторону окна и, едва завидев в нём шевеление, жалобно заблеяла.
– Заткнись. – Злобно и тихо прошипел Мацей и прижал ко рту указательный палец, но коза, то ли не услышала, то ли не поняла и заблеяла ещё громче.
Чтобы не провоцировать скотину Пристор отошёл от окна. Он понимал, что той хотелось бы как следует подкрепиться, но в семье, в какую её угораздило попасть, существовало правило гласившее, что пока не поест глава семейства, набивать требуху никто не имеет права. Правило, по понятным причинам, не работало в тёплое время года, но Мацея это мало огорчало – экономия была занятием, которому он много лет назад твёрдо решил посвятить жизнь. Он даже женился только для того, чтобы заиметь под боком условно бесплатную рабочую силу. Но, как позже выяснилось, немного прогадал. Люцина, так звали супругу, меньше всего походила на козу, блеять не привыкла и все свои неиссякаемые желания озвучивала голосом твёрдым и нетерпящим возражений. И дети пошли в неё – не на радость отцу, а сплошное огорчение. Люцина, по мнению Мацея, чересчур много ела, правда, компенсировала расходы на продукты тем, что шила себе одежду сама. Но и это со временем перестало радовать её мужа – если в начале их совместной жизни на простецкое платьице уходило четыре метра ткани, то теперь требовались все восемь.
Вдобавок ко всему, взгляды супругов на жизнь в корне не совпадали. Если один считал, что нужно больше экономить, то вторая утверждала, что нужно больше зарабатывать, а ещё бросить пить и курить, с чем первый согласиться не мог, ибо в выпивке и табаке видел второй и третий смысл своего существования и коим образом он сочетался с первым – экономией, даже самому себе объяснить не решился бы.
Мацей на цыпочках добрался до ванной, тщательно умыл лицо, окропил подмышки и долго решал чистить ему зубы или признать данную процедуру во всех смыслах запоздалой. Остановился на втором – экономически выгодном варианте. Наспех перекусил, стараясь не греметь тарелками, оделся в лучшее и нарядное, что было в его гардеробе, и уже было собрался покинуть дом, как неугомонный мозг поставил его перед новой дилеммой: брать с собой ружьё или оставить жене и детям? Вот уже несколько дней он не покидал дом без оружия – поселившееся рядом НЕЧТО, теоретически способное опуститься до людоедства, могло поджидать где угодно. Оно могло прямо сейчас поджидать за дверью и кровожадно облизываться. От этой мысли Пристору стало столь грустно, что он едва не пустил слезу.
– За что мне всё это, господи? – Прошептал Мацей, бросив взгляд на потолок.
Люцина наверняка ответила бы, что за алкоголизм и как всегда ошиблась. Пристор неоднократно видел на картинках, как выглядят черти и мог поклясться, что рыскавший в окрестностях новый нежелательный сосед, если и был похож на нечистого, то только наличием на теле густой шерсти. Ни рогов, ни копыт на нём замечено не было. Мацей вспомнил про козу? А что если она блеяла, поглядывая в окно, не потому что была голодна, а как умела, просила о помощи у хозяина? Пристор тихонечко вернулся к окну. Животного нигде не было видно и в теории это не могло не радовать, потому что со всех сторон выглядело позитивным: если коза жива, то у Зла сегодня выходной, а если наоборот, упокой господь её душу, то следующие пару дней Мацею точно нечего бояться – коза, хоть животное и небольшое, но достаточно сытное.
