– Не хотелось бы мне повстречаться ни с Чубаккой, ни тем более с Шаблинским. – Задумчиво произнёс пан Яцек.
– А придётся. – С уверенностью ответил Качмарек. – Шаблинский, судя по всему, тоже человек пьющий, а потому и он мог, что-либо видеть. И тоже никому ничего не сказать, но при этом задуматься о вреде алкоголя.
Полногрудая пани Плужек со скепсисом взглянула на начальника. Её не удивило, что он заинтересовался этим делом. Она представила, что Чубакка, если он и вправду завёлся в окрестностях деревни Пяски, будет делать с этим одиннадцатилетним командиром. Что будет делать Качмарек отыскав Чубакку, она представить не могла.
– С вашего позволения продолжу. – Пристору роль рассказчика заметно импонировала. – Я осторожно ступал по листве. Стараясь не наделать шуму, делал всё, чтобы не наступить на сухую ветвь. Принюхивался, оглядывался и прислушивался, пока внимание не привлёк истошный вороний крик. Всё указывало на то, что любопытную птицу что-то заинтересовало на земле а, как показывал жизненный опыт, всё, что интересно вороне интересно и человеку. Я героически, что и следовало от меня ожидать, двинулся на звук и вскоре предстал перед грудой массивных костей. Чии это? – Подумал я первым делом. С трудом распугав оголодавших ворон, выклёвывавших остатки мяса, я обогнул останки и за кустом увидел пока ещё не осквернённую её! Она смотрела на меня печальными глазами, будто хотела спросить: Как же ты допустил такое, Пристор? И я не знал, что на это ответить. Легонько кольнуло в груди. И вскоре меня обуяла первобытная ярость, резко сменившаяся отчаянием. Я упал на колени перед нею, вскинул к небу руки и закричал так, будто наступил в темноте на оловянного солдатика Бозидара.
– О ком вы говорите? – Осведомился Качмарек. – Кого вы увидали за кустом?
– Как кого?! – Возмутился пан Мацей. – Голову моей Августины.
Произнеся последнюю фразу, Пристор закрыл руками лицо и громко разрыдался.
– Жалкое зрелище. – Подумала секретарша.
– Ну, так вот. – Снова заговорил Пристор бодрым голосом, словно и не случалось с ним минуту назад никаких истерик. – Как вскоре выяснилось, стоять на коленях на промёрзшей земле было сомнительной затеей. Я поднялся, попрыгал, чтобы хоть чуточку согреться, напоследок поунижал нехорошими словами ворон, накинул ружьё на плечо, на спину взвалил голову несчастной Августины и пошёл домой, с теплом представляя, сколько прекрасных блюд приготовит Люцина из моей сегодняшней добычи. Бозидар и Ядвига восприняли мою находку без должного энтузиазма, но я объяснил им, что без психологических травм тоже нельзя, и для них же будет лучше, если они перенесут и накопят их сейчас – в детстве, ибо это очень поможет им во взрослой жизни.
– Чушь несёте. – Злобно произнесла полногрудая пани Плужек.
– Не соглашусь. – Закачал головой Пристор. – У меня таких травм было миллион и сейчас я благодарен матери и отцу, за то, что вырос во всех отношениях здоровым человеком. Любящим отцом и преданным мужем.
– И где сейчас ваши отец и мать? – Полюбопытствовала секретарша.
– Это к делу не относится. – Запротестовал детектив.
– Да, не относится. – Согласился Пристор. – Но сказать я вам это могу, ибо времени много не займёт. Мама умерла. А папа, так уж сложилось, оступился и теперь отбывает.
– За что?
– За то, что умерла мама. Но разве об этом сейчас? Люцина вернулась от участкового только под вечер. Этот ленивый мерзавец Цихоцкий заставил её просидеть в участке восемь часов.
