Бензин весело полыхнул. Дерево под огнем затрещало.
– Вот оно, окончательное решение, – взяв канистру и поливая другой угол, говорил отец. Еще одна спичка и еще один угол занимается пламенем, – раньше бы за то, что корову сгубила, на кол посадили, а теперь все гуманнее, – остатки бензина вылиты на заднюю стену.
Пламя все сильнее облизывало домик, добравшись и до соломенной крыши. Изнутри раздавались испуганные крики и стук в дверь.
– Ведь как с колдовством бороться? А рецепт тысячи лет известен – очищающее пламя, – поджег тряпку на бутылке, швырнул в дверь. – Мы как инквизиция, без нас бы культурный мир пал!
– И внучка ее, Жанка, тоже хороша, – сказала мать, – шестнадцать лет всего, а уже отрастила сиськи и с мужиками жила! Блудница!
– Нехорошая тенденция, – согласился отец, закуривая, и швыряя следующую бутылку прямиком в окно, – гнилая мелкобуржуазность какая-то.
Бутылка, пролетев меж досок, гулко взорвалась внутри дома.
– Ну что, зоркий ястреб, увидел, как героями становятся? – докуривая и бросая окурок в пламя пожара, спросил у Коли отец.
– Увидел… – брат, не отрываясь, смотрел на крематорий.
– На, попробуй, – отец протянул бутылку. – Сейчас подожгу, а ты бросай.
Чиркнула зажигалка, загорелась пропитанная бензином тряпка, бутылка, прочертив огненную дугу, разбилась о стену.
– Молодец! – похвалил отец. – Виталий, ты хочешь?
– Нет, – отказался я, с трудом сдерживая тошноту.
Крики заживо сгорающих людей из дома слились с гулом пламени, а потом, когда горящая крыша провалилась внутрь, смолкли.
– Если нас на пожаре не будет, то подозрительно, – сказала мать.
– Виталик, отнеси домой инструмент и канистру, а мы тут побудем.
– Можете спать ложиться, – разрешила мать. – А что милиция подумает? – повернулась к отцу.
– Милиция разве умеет думать? – отмахнулся.
– Как бы чего не вышло…
– Не волнуйся все, что могло выйти, уже вышло. А корову мы оформим в совхоз на мясо – и деньги на телевизор отобьются.
Назавтра приехал участковый, посмотрел на обгоревшие трупы, хмыкнул, распил с отцом бутылку водки.
– Пожар от естественных причин, – объявил напоследок, пошатываясь. – Можете хоронить.
Тела мирно закопали на погосте. Вскладчину устроили в столовой поминки. Родители вернулись ближе к вечеру.
– Пошли… огурчиков свежих сорвем, – ехидно ухмыльнулся отец.
Ухмылка была щербатой из-за зуба, который выбила повариха в прошлой деревне, подловившая его на кражах из столовой (скатерть и запасы черного перца у нас были оттуда). Впрочем, отец всем рассказывал, что лишился зуба, когда помогал КГБ задерживать банду особо опасных контрабандистов.
На огороде мать поймала рыжего соседского кота, упоенно пожирающего огурцы.
– Получается, не она огурцы портила! – крепко ухватив за холку, трепала кота мать. – А эта сволочь рыжая! Сашки Куприянова кот. У-у-у, душегуб, весь в хозяина!
– Огурцы не она, но корова-то сдохла. Не кот же ее отравил?
– Верно, Голубка сдохла… Значит, она!
– Не забивай себе голову. Умерла, как говорится, так умерла.
– С котом что делать?
– Начал с огурцов, а потом до курей доберется. Придуши, чтобы не орал, и пошли ужинать.
– А труп куда?
– Брось хозяину в огород, в назидание.
– Может лапы ему отрезать? Будут на смену кроличьим…
– Отрежь, чего добру пропадать? Сашке – ханурику будет знак, что его ждет, если у нас что-то случится.
– Тьфу, тьфу, тьфу… – поплевала через левое плечо.
А на следующий день у нас сдохла курица…
