Ивар признательно пожал тёмному руку. Ибор, которого он более не имел права звать отцом, наказывал близко к Кирычу не подходить. Тёмный, светлый – для Ивара уже было безразлично.
*
Ещё были пьяными, и Ибор ещё хватал невменяемого Хало руками, уговаривая взять его самого вместо сына.
– Сдался ты мне, старая немощь! – беленел Хало, отмахиваясь. Кирыч и Винсент прошли на пару, аккуратно подвинув хозяина с пути. – Доброй ночи, – почтительно пробормотал Хало, узнавая старших.
Двое подтянутых мужчин не обнаруживали следов хмеля и сорвались в ночь без поддержки сопровождения.
Ивар выглянул на отца из-за занавеси и спрятал лицо. Лучше им друг друга больше не видеть. В темноте коридора наткнулся на девицу. Девка хихикнула, мазнула влажно по губам и сбежала. Ивар ощупью пошёл в свою камору.
Худой топчан на полу да грубый холщовый покров. Нечего и говорить, что дома было по-другому. Душно в каморе и тесно, окон нет, задумана комнатёнка не для людей, а коньей сбруи, до сих пор в углу друг на друге сёдла громоздятся. Ивар своё под голову подстроил, от прежней жизни доставшееся, Хайку и Хизмуту не приглянулось, Ивар даже несколько обиделся, зная, что тёмные что до лошадей большие умельцы – что ж, плохое ему батька седло подарил? Потом Ивар разобрался, что в этой семье предпочитали вещи погрубей, те, что сносу не знают, а каждый мужчина здесь мог сам из чего под руку подвернётся седло себе справить, а то и без седла обойтись. Поэтому осмотрели Хайк с Хизмутом его седло, повертели, подумали, что сами так мельчить стежок бы не стали, да кожу б взяли подублёней, да вернули хозяину.
Не были Хайк и Хизмут особо уж злобными. Странно им было, оттого что взял отец в дом чужого сына, и не слугой, и не равным, а манеры господские, к тому же сын единственный, залюбленный, балованный. Не знали Хайк и Хизмут Иваровой жизни, не носились вокруг них слуги всем двором, не задаривал их отец, предпочитая баловать двух младших дочерей, а первая жена Хало умерла, рожая Хизмута, так что с материнской любовью им тоже не свезло. Мачеха не считала себя обязанной со старшими детьми мужа заговаривать, ни указаний им не давала, ни единого раза по голове не погладила, хотя была в доме с тех пор как Хайк едва на ноги сумел встать, а Хизмута кормилица выхаживала. Вот так, никого ближе кормилицы и разъезжающего по походам отца у братьев не было. А потом кормилица померла, и братья успели размочить счёт боевых походов, увязавшись от нечего делать с отцом. Был Ивар в сравнении с ними сопляк, но держался так, будто это они несмышлёныши.
– Когда женишь меня? – спрашивал в это время Хайк у размягчённого горючим отца.
Хало не мог до конца успокоиться после эмоциональной перепалки с Ибором, которая и радовала его и в то же время оставляла гадкое послевкусие. Тёмный чувствовал, что пить ещё ему не след, а удовлетворительной замены не находил. Поморщившись, глотнул студёной водицы. Ничего вроде…
– А что, полюбилась какая-то? – наконец заинтересовался он словами сына.
– Всё равно. Лишь бы молодая и здоровая.
Хало взглянул на излишне неподвижное лицо первенца, сомневаясь, что спрятанное в этом крепком теле сердце когда-либо любило.
– Посиди со мной, – пригласил Хало, устраиваясь за стол. Кажется, душа, если ей отказывали в горячительном, готова была принять селёдку.
Хайк сел на скамью, задрав к груди одну ногу, взял со стола ломоть и принялся равнодушно перемалывать крепкими челюстями.
