Нераскрываемые преступления. На грани «Реального мира» - страница 7



Сергей извинился. Сам не понял, почему. Это ему, подполковнику, надо бы извиняться. Однако же он извинился и направился к машине. Только через плечо кинул:

– Допросите этого и детей. Затем отчёт мне на стол. Понятно?

– Так точно, товарищ следователь, – отчеканил Гиреев, не скрывая сарказма.


* * *

Генерал стоял лицом к окну, спиной ощущая огромное количество враждебно настроенных глаз, уставившихся на него. Они все ожидали от него объяснений случившегося провала.

Это не люди, это вампиры, жаждущие крови. Его крови! Он чувствовал, как они облизывают торчащие изо рта клыки, млея от предвкушения жестокого пира. Красные глаза. Приплюснутые носы. Острые уши.

Резкий поворот в сторону собравшейся делегации. Иллюзия исчезла. Перед ним вновь люди. Обычные. Со спокойными лицами. Выжидающие. У каждого на лице невысказанное проклятье в его, генерала, адрес. Вечный полумрак, тяжелый, давит на мозги. Никогда ещё эта комната не была так ему ненавистна.

– Господа! Я объясню, господа!

– Неужели так сложно поймать двух несмышлёных детей? – начал допрос штатский. – А, генерал?

– Я не знаю, откуда взялся там этот Томченко. Его не должно было быть.

– А вас не учили, как надо действовать в нештатной ситуации?

Профессор переводил взгляд с одного спорщика на другого. Ему казалось, что всё это страшный сон. Вот-вот он проснётся маленьким мальчиком в его родном Саратове и пойдет в школу. Сколько раз он говорил: «Эксперимент проводить нельзя. Исход может быть самым непредсказуемым». Но куда там. В проект, видите ли, деньги вложены. Начальнички хреновы! Профессор встряхнул головой, отгоняя дерзкие мысли.

– Кто вообще такой этот Томченко? – спросил кто-то. – Вам известно его досье?

– Известно, – отозвался человек с ястребиным носом, вытаскивая из-под стола папку. – Сергей Томченко родился 4 октября 1963 года в Москве. В 18 лет добровольцем отправился в Афган. По возвращении поступил на юридический. Ныне следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре РФ, старший советник юстиции. Специалист по так называемым «Нераскрываемым преступлениям». То есть делам высшей категории сложности, или уже когда-то расследуемых, но по разным причинам не раскрытых.

– А что ещё о нём известно? – продолжал допытываться некто в чёрном костюме.

– Он человек упорный, можно сказать даже зацикленный. По этой, и не только по этой причине, считается персоной «нон грата» во многих ведомствах. Злоупотребляет спиртными напитками.

– Всё? – спросил генерал.

– Но если вам интересно, временами он спит с официанткой из ближайшего к дому бара.

– Нет, это нам не интересно.

– Послушайте, но он же из вашего ведомства, – выкрикнул штатский. – Неужели вы не можете разобраться?

Человек с орлиным носом хмыкнул.

– Он же под самим Артемьевым работает, а к нему не так-то просто подобраться.

– Алексей Дмитриевич? – снова подал голос генерал.

– Да. А вы его знаете?

– Я решу этот вопрос, – уверено ответил тот и, вытащив платочек, протёр вспотевший лоб.


* * *

На следующий вечер Томченко, лёжа на диване в гостинице, смотрел на портрет, сделанный художником со слов детей Потаповых. С белого листа бумаги на него смотрело странное лохматое существо с большими зубами. По виду оно напоминало самца шимпанзе. Однако Сергей никогда не видел подобных приматов с такой злобой в глазах. С другой стороны, это можно списать на испуг свидетелей. Но размеры существа! Разве может в этих местах водиться шимпанзе величиной с приличную гориллу?! Неужели снова испуг? У страха, как говорится, глаза велики. Возможно и так. Но трупы! Трупы, к сожалению, подтверждают и то и другое на первый взгляд преувеличение. Надо обладать дьявольской злобой и недюжинной силой, чтобы совершить такое. Итак – чудовище! Тварь! Жестокая и могучая! Спрашивается – откуда? И тут в дело вмешиваются военные. Случайно? Ага, а он – Томченко – балетный танцор. Хуже всего то, что взятого с поличным сержанта Чикеладзе какой-то умник отпустил в тот же день, по требованию бог знает кого. Ни запроса, ни уж тем более умника, после найти не удалось. А отсюда вытекает одно: как не прискорбно признавать, но, похоже, Керенский прав – это «Нераскрываемое преступление».