К сожалению, пока я боролся с миром за собственную свободу, я совсем забыл об одной очень существенной детали – одиночестве.
Когда я почувствовал, что рамки и ограничения, которые устраивают общество, мешают смотреть и видеть, думать и мыслить, делать и создавать, что они натирают душу в самых нежных местах, я решил этими рамками пренебречь. Выйти за них. Сломать, наконец. И стать самим собой.
И я оказался не готов к тому, что я такой, какой есть на самом деле, просто никому не нужен. Одних начал напрягать мой излишне пристальный взгляд. Решили, что я увижу что-то лишнее, если буду смотреть на них немного внимательней. Многие люди привыкли к мимолётному взгляду, которым обычно проверяют, смотрит на них собеседник или нет. Они воспринимали других как штативы с прожекторами глаз. Эти прожектора, пыша жаром, ежесекундно нависают над ними своей стеклянной тяжестью, а они, как артисты на сцене, ярко освещены вниманием других людей. Только сам артист ничем не отличается тех, кто освещает его своими взглядами.
Хм, интересная идея, могла бы получиться хорошая инсталляция.
Других стали не устраивать мои новые ориентиры. Некоторые бывшие друзья во время ночных посиделок на кухне с пеной у рта доказывали мне, что нужны деньги, нужна карьера, нужны женщины, а иначе я просто неудачник и у меня нет никакого будущего. Только проблема в том, что всех нас после смерти положат в ящик, а будут ли у этого ящика серебряные ручки, мне, в общем-то, неважно.
Третьим просто не понравилось, когда их друг стал вести себя как последняя сволочь, провокатор и эгоистичная мразь. И по отношению к ним я просто стараюсь быть максимально честным, предоставляя им возможность решать самим: оставаться или уходить. Все мои женщины, как кошки, приходили и уходили тогда, когда им захочется. Они не питали никаких надежд, и это всегда всех устраивало.
Но иногда, после дня прогулок и многочасовой работы над эскизами, я сижу в темноте, не включая свет, смотрю в окно и медленно смакую привычный чай. И, глядя на огни засыпающего города, я жалею о мёртвой тишине за спиной. Гляжу, как в соседних домах одно за другим гаснут окна, как маяки чужой, может, менее счастливой, но более тёплой и мирной жизни. Я жил такой жизнью когда-то и знаю, что это грусть обманывает меня в этот момент. Но мне так явно чудится, что там, в одной из угловых квартир соседнего дома, под низкой люстрой с одинокой неяркой лампочкой собрались люди, искренне любящие друг друга, они обсуждают важные темы, смеются, беспокоя ночную тишину за стеклом. И я приглядываюсь, приглядываюсь, желая увидеть их спокойное счастье… и вижу, как на кухне ссорятся двое. Она кричит на него, бьёт кулаком по плечу, заливается слезами и выбегает из комнаты. Он размашистым шагом подходит к двери и зло, со всей силы, захлопывает её за ней.
Совсем как я когда-то.
И тогда я перестаю жалеть об ушедшем.
* * *
Сегодня я встретил прекрасное. Оно пришло ко мне так неожиданно, в облике самой обычной…
Стоп, лучше я расскажу с самого начала.
Вечером началась гроза. Обычно грозы заканчиваются быстро, изойдя потоками дождевой воды. Молнии слабы, порой беззвучны, как безобидные зарницы. Небо сохраняет свою освещённость, теряя краски. Но сегодняшняя… Сегодняшняя гроза была редкостью. Тучи клубились и разражались близким громом, как в последний день мира. Листья деревьев трепетали в предчувствии бури, свежея от влаги и сгущавшейся темноты. Молнии были так ярки, что болели глаза. И никакой вульгарной серости: небо было сизым с золотым подпалом.
