– Ну, у него, конечно, меньше.
– А вот и нет! – радостно выкрикиваю я. – С первого апреля две тысячи седьмого года его оклад будет составлять двести тридцать тысяч рублей в месяц.
Старушка с сомнением качает головой.
– Чтобы Стессель получал больше, чем Буш, – не верю…
– А вы проверьте! Пойдите и спросите его самого.
Кто-то из толпы говорит:
– Если это правда, то…
– Правда! Правда! Правда! – задыхаясь, что меня начинают слушать, кричу я. – Облдума только что закон приняла. Всем бюджетникам зарплата повысится, – и ехидно добавляю. – Учителю на пятьсот рублей, а губернатору – на пятьдесят тысяч.
– Мда-а-а, – кто-то тянет вслух.
– Такова социальная справедливость, – торжественно заключаю я.
Мне хочется ликовать. Ведь удалось-таки раскрыть глаза одурманенной толпе. Но мне нечем дышать… Пот градом льется по мне.
…Просыпаюсь. Гляжу в окно: темно, значит, до рассвета еще далеко. В самом деле, вспотел, хотя все форточки – настежь. И понятно: батареи нагреты так, как не случается в лютые морозы. На улице же плюсовая температура. И не отключишь батареи. Я, выходит, за свой счет отапливаю атмосферу. Настолько богат?.. Нет, конечно: власть меня и всех других обязывает отапливать улицу. И ведь ничего с этим не поделать.
P.S. Кстати, о сне. Слышал, что сон со среды на четверг, – непременно в руку. Иду по одной из центральных улиц Екатеринбурга, по улице Куйбышева. Половина двенадцатого. Справа – длинный и высокий бетонный забор, за которым что-то строится (между прочим, давно), справа – проезжая часть улицы, по которой летят машины. Один спешащий на службу чиновник, проезжая на иномарке и на огромной скорости, обливает меня с головы до пят грязной снежной жижей. Обливает и уезжает. Что мне остается? Возвращаться в этаком виде домой и долго отмываться.
…И все – счастливы!
Зазвонил у меня телефон. Подошел, снял трубку. Слышу: знакомый голос. Это – приятель.
– Знаешь, – спрашивает Радис Сибагатуллин2, – что на открытие волейбольного турнира приехал Ельцин? – я ответил отрицательно. – Ну, ты, брат, даешь: совсем впал в отшельничество.
Для порядка спросил:
– Где остановился?
– В «Атриум палас отеле», что на Куйбышева.
– Странно. Борис Николаевич прежде всегда останавливался в загородной гостевой резиденции.
Приятель рассмеялся.
– Это когда-то… А сейчас он – простой российский пенсионер, как мы с тобой.
Я фыркнул.
– Нашел кого и с кем сравнивать.
– А что такого? Мы – не люди, что ли?
– Люди, но не того полета, – ответил я. После секундной паузы спросил. – А тебя-то, с какой стати заинтересовал приезд Ельцина?
– Ну, как же! – пафосно воскликнул приятель. – Я же фанат российского волейбола. Это, во-первых. А, во-вторых, для журнала поручили сделать снимки.
– Ух, ты! – с долей сарказма откликнулся я. – Вон, как тебя заносит.
Сибагатуллин, не заметив сарказма, еще и похвастался:
– Допущен, только представь себе, и в личные покои именитого земляка.
– Позволят, думаешь, и там пощёлкать?
– Договорились. Есть пропуск, подписанный шефом протокола господином Шевченко.
– Надо же… Повезло… А не разыгрываешь?
– Нет. А кстати, – последовала секундная пауза, и Радис неожиданно предложил, – пойдем со мной.
– Как это? – растерянно спросил я.
– Очень просто.
– Кто меня пропустит? Охрана уже на входе в отель тормознет. Да и что я там буду делать?
Приятель расхохотался.
– Наконец-то признаешься в любви к Борису Николаевичу. Лично признаешься. Сам говорил, что у тебя есть, что сказать Ельцину.
