Нерукотворный - страница 33

Поэтому чаще всего в храмах стоит запах именно дрём-цвета. Аелия и сам не раз возжигал курительные свечи у портрета Минцзэ, молясь за её вечный сон среди дрейфующих в тёмной ледяной материи звёзд.

Тогда, глядя на её восхитительное лицо, смотрящее с портрета такими же янтарными глазами, как и его, юноша ничего не чувствовал. Лишь благоговение. В его душе не было ни тоски, ни скорби – он совсем не знал и не помнил, какой была Минцзэ. И если для всех она всё ещё оставалась прекрасной Девой Солнце, ушедшей из жизни так трагично и, несомненно, скоропостижно, то для Аелии эта незнакомка, за упокой которой молились в двух Обителях, была лишь образом из рассказов. Чаще о ней говорила Целандайн, делясь своими воспоминаниями о прошлом, в котором Минцзэ принимала непосредственное участие.

Госпожа Небо скорбела. Её сердце и по сей день было наполнено болью. Это Аелия знал наверняка. Он видел слёзы, что порой стояли в небесно-голубых глазах нынешней правительницы Обители Веры, и верил им без всяких сомнений.

Теперь Аелия, сам того не заметив, ощущал ту же скорбь и тоску, глядя не на портрет, а на настоящую Деву Солнце, сидящую прямо перед ним.

Тишину, устоявшуюся всего на пару минут, вдруг нарушил скрип. Двери тронного зала тихо приоткрылись. Из-за них показалось синюшное миловидное лицо Евы. Она, всё ещё дрожа и заикаясь, тихо произнесла:

– Г-господин…

Баиюл – высокая неистовая статуя – обернулся и бросил на служанку грозный взгляд. Та, казалось, была готова потерять сознание от страха, но тем не менее продолжила:

– Госпожа Мудрость… Вас ожидает…

– Я сейчас же нанесу ей визит, – ответил бог.

Ева поклонилась. Прижимая к груди трясущиеся руки, она поспешила уйти, очевидно, выдохнув с облегчением.

Всеотец тут же сказал Бьерну:

– Проведи Солнце по городу, покажи местные красоты. А я займусь делами.

Бьерн сразу же понял, что старший брат хочет, чтобы Аелия ушёл из дворца на какое-то время, но отпускать его одного – единственного живого во всей Мацерии – конечно, нельзя. Обитель Ночи всё-таки являлась последним пристанищем душ умерших людей, и не каждая из них отличалась порядочностью. Многие даже после кончины сохраняли прежнюю гниль и затаённую ещё при жизни злобу. Это присуще многим натурам, и изменить такой порядок вещей не подвластно даже божествам.

Бьерн никогда не ослушивался Баиюла, потому очень быстро приступил к выполнению просьбы. Взглянув на юношу и мягко улыбнувшись, он поманил его за собой.

– Пойдём. Нас ждёт небольшая прогулка.

– Куда мы идём? – спросил Аелия, бросая слегка перепуганный взгляд то на Баиюла, то на Бьерна.

Младший брат бога тут же схватил Солнце за предплечье, слегка потянув за собой.

– Не волнуйся. Всё в порядке. Мы правда просто погуляем. Я покажу тебе кое-что.

Что это за «просто прогулка» в Обители Ночи – в царстве смерти и увядания? Придворное Солнце не мог и представить, к чему всё это ведёт, но выбора у него не было. Всё равно покинуть границу мёртвых самостоятельно не получится, поэтому придётся следовать указаниям братьев.

Поддавшись Бьерну, Аелия пошёл за ним. Двое покинули тронный зал, и за их спинами с громким скрипом закрылись большие двери.

Баиюл остался наедине со спящей вечным сном Минцзэ. Ещё пару мгновений он размышлял обо всём произошедшем за последнее время, а потом аккуратно взял девушку на руки и понёс в его покои. Это уже вошло в привычку, стало своеобразным ритуалом. Невольно Дева Солнце продолжала участвовать в повседневной действительности бога, всюду следуя за ним. Точнее, это Баиюл носил её с собой, сажая за стол во время завтрака, обеда и ужина, потом в кресло возле своего трона, а вечерами погружал в горячую ванную, омывая серое безучастное тело чистыми водами. Он расчёсывал её длинные чёрные волосы, украшая их дорогими красивыми заколками, сделанными на заказ специально для госпожи Минцзэ, и одевал в самые восхитительные наряды, чтобы она продолжала выглядеть так же превосходно, как выглядела при жизни. Ночью Баиюл укладывал деву в свою постель, укрывая одеялом и глазея на застывшее умиротворённое лицо часами. Порой он проводил по гладким ледяным щекам пальцем, едва касаясь серой кожи, надеясь, что Минцзэ однажды ответит на прикосновение.