Нерукотворный - страница 57

На скрипке играли лишь во дворцах. Простые люди предпочитали в повседневной жизни другие инструменты. Ханг, к примеру. Почему-то, так было заведено, что скрипка – плачет, когда поёт, а ханг – играет мелодию звёзд и уносит куда-то в запределье. Но Бьерн слёз не боялся, и мог плакать вместе со скрипкой, только бы слышать её песнь.

Дева Солнце сразу заметила, как тот переменился в лице. Лишь отдавшись танцу, Бьерн смог расслабиться. Минцзэ была рада этому, но, несмотря на чудесную компанию, всё же высматривала в толпе гостей другого мужчину. Он, несомненно, выделялся, ведь обладал выдающимся ростом. Да и облик Всеотца никак не мог затеряться среди смертных.

Нерукотворная понимала, что сегодня он нарасхват: вероятно где-то общается со смертными, даруя им благословения. Но всё же ей хотелось скорее увидеть его. И только лишь подумав об этом, Минцзэ услышала тихий голос Бьерна, шепчущий ей на ухо:

– Там кое-кто глаз с тебя не сводит.

Словно маленькая девочка, она замерла, смутившись. Её рука чуть сильнее сжала плечо Бьерна. Тот, едва ощутив это, усмехнулся:

– Неужто нервничаешь?

Вдох застрял в горле. Теперь Дева Солнце действительно ощущала на себе взгляд. Его взгляд.

Она почувствовала, как кто-то подошёл сзади. В нос ударил до боли знакомый лёгкий аромат кардамона. Бьерн чуть отступил, взяв руку Минцзэ и передав её старшему брату. Та обернулась, медленно, в нерешительности. Перед ней предстал Баиюл. Невероятно красивый и высокий. Под его пристальным взглядом золотистых глаз Дева Солнце всегда млела, словно дитя. Взволнованная, она старалась сохранять невозмутимость, но оглушительный и быстрый стук её сердца Всеотец отчётливо слышал и понимал – она лишь притворяется. И то был совсем не страх, а приятный головокружительный трепет. Одно его прикосновение, и владычицу светила будто било током.

– Мой господин, – тихо, почти шёпотом произнесла Минцзэ, поклонившись.

Бьерн покинул их незаметно и быстро, поспешив оставить пару одних. Конечно, оказаться наедине полностью они не могли, по крайней мере пока, ведь вокруг был самый разгар праздника. Но стоило Баиюлу взглянуть в выразительные манящие глаза Минцзэ, как все будто исчезли, и остались лишь они вдвоём.

– Какими же силами ты овладела, раз не выходишь из моей головы ни днём, ни ночью?

Бархатный и по-мужски грубый голос словно тронул саму душу бессмертной. По коже помчались мурашки.

– Теми же силами, при помощи которых ты обрёл власть надо мной, господин.

Баиюл усмехнулся:

– Выходит, мы с тобой очень могущественны.

– На то воля вселенной, – согласилась она.

– И помыслы её – всегда истина.

Это была известная фраза, которая устоялась среди смертных и нерукотворных. Она несла в себе огромный смысл: противиться высшим силам бесполезно. И даже Всеотец не смел перечить указам вселенной, ведь её безмерное влияние куда сильнее, чем разумы живущих.

Прохладная рука Баиюла с нежностью и осторожностью сжала горячую ладонь Минцзэ. Он приблизился, и теперь их разделяла настолько ничтожная дистанция, что лишь подайся вперёд, и взволнованное дыхание Девы Солнце коснётся шеи бога. Он был куда выше неё. Его пронзительный взгляд опускался на возлюбленную, лаская и одаривая неподдельным восхищением. Каждая секунда, проведённая в его присутствии, ощущалась кожей. По ней то и дело бегали предательские мурашки. Минцзэ хотелось упасть на пол и свернуться в калачик под взором создателя как сворачиваются малые дети в страхе. Но то был вовсе не страх пред ним. Минцзэ поначалу недоумевала, как любовь к нему может быть настолько противоречивой: волнующей и успокаивающей одновременно. Но потом осознала, что виной тому его невероятная божественная энергетика, будоражащая всё её нутро, проникая в самую глубь. Казалось, сила духа Всеотца забиралась внутрь и сжимала в тиски органы, щекоча кости. И ощутить эту мощь были способны лишь люди, владеющие духовными и энергетическими практиками. Потому большинство смертных не могли понять и прочувствовать в полной мере значение фразы, которую они говорили из года в год в день Божественной Милости.