Нерукотворный - страница 7
Многие из них существовали, казалось, всегда. Многие давно были забыты и растворились в тёмной материи, среди миллиарда звёзд и лун, вновь став единым целым с великой силой природы и с её абсолютным бессмертием.
Они являлись из хаоса, а потом уходили в него снова, утрачивая или передавая свои дисциплины последующим новорожденным божествам. Но всё же даже боги не всесильны. Вселенная – владыка всего, и они не в силах ей перечить. Абсолютная и безоговорочная власть над чем-либо определённым для каждого божества заканчивалась там, где происходило соприкосновение с законами природы и мироздания.
Маеджа от рождения своего являлась богиней, дарующей континуумам непроглядную тьму. Она была владычицей теней и всего того, чего никогда не сможет коснуться свет. В самые тяжёлые времена всех живущих, когда наступала пора заката, богиня лишала их миры света, насылая забвение и неумолимый конец.
Каждое измерение, как бы далеко ни зашёл его прогресс, когда-то погибало, чтобы возродиться вновь. Всепоглощающий хаос неизбежен и, когда приходит время, он обязательно наступает, забрав в небытие всё живое. С ним приходит и тьма, на долгие века погружая в свои пучины миры, которые проваливаются в глубокий сон. Но в какой-то момент свет снова озаряет их. И наступает новая эра.
Не помня своего рождения, Маеджа очнулась в бескрайних божественных садах, созданных для неё одной невиданной силой: в садах этих царил непроглядный мрак и оглушительная тишина, нарушаемая лишь ветром, играющим с листвой исполинских раскидистых деревьев и необычных растений. Они располагались вокруг кристально чистого озера, но лишь с виду оно было наполнено водой. На самом деле озеро являлось окном, через которое можно увидеть то, что находилось за пределами божественных садов. Находясь будто бы в огромном стеклянном шаре, Маеджа была пленницей собственного измерения и могла лишь наблюдать происходящее за границами дозволенной территории. Сады находились где-то вне реальности и не имели никакого отношения к живым созданиям, низшим, не достойным даже знать о существовании подобного места. Бороздя бесконечность и плавая в космических холодных водах, они покоились в недосягаемости, откуда не было выхода, и неслись среди звёзд, не останавливаясь ни на секунду.
И богине не было никакого дела до жизни вне её обители: она безучастно глазела на миры живых сквозь озеро, лёжа на берегу, и не чувствовала ничего, кроме своего долга – прекращать их существование, когда того желала вселенная. Она смиренно бродила по пустынным и молчаливым садам, не имеющих ни конца ни края, иногда засыпая на долгие годы где-нибудь под высоким тенистым деревом и слушая, как шепчущая листва убаюкивает её, а потом просыпалась вновь, всё в той же тишине и в том же одиночестве. Сердце богини не знало страстей и нужд, потому что это было за пределами её дозволения. Маеджа не различала прекрасного: её маленькое, но при этом бесконечное измерение было полно запустения. Серая, словно поверхность луны, земля была больше похожа на пепел, а деревья – вечные молчаливые наблюдатели – напоминали высоченные кривые пики с паутиной-листвой на маковке. Казалось, в них увязла не одна сотня звёзд. Порой Маеджа протягивала руку и доставала одну такую, внимательно разглядывая её. Сверкающий шарик в ладони титанической властительницы тьмы казался совсем непримечательным, и, быстро теряя интерес, богиня бросала звезду на землю. За целые века под её ногами скопилось столько звёзд, что казалось, будто босыми стопами Маеджа шагала по стеклу.