Еще серия ударов Скалы – лоу, прямой, боковой, апперкот. Ни один не достиг цели. Я не бил – порхал вокруг, наносил легкие скользящие удары, изматывая противника.
Он пыхтел все тяжелее, все неохотнее бил. Ну понятно, что не настоящий профи – за режимом не следит, побеждает на классе, вот и вымотался за вечер. Это было ясно и потому, что он все чаще пытался взять меня в клинч. Пот катился градом по побагровевшему лицу.
Отчаявшись, он неуклюже бросился мне в ноги и получил локтем по шее, упал, выставив руки, а я под рев толпы подсек их, положив соперника, оседлал его, захватил шею и принялся душить, хрипнув ему на ухо:
– Не сопротивляйся. Бесполезно.
Бык попытался встать – пришлось валить его набок и удваивать усилия. Я мог бы и быстрее его придушить, но вдруг поврежу позвонки и сломаю шею? Судья издали наблюдал за поединком, готовый в любой момент применить шокер.
Наконец бык обмяк, захрипел, постучал рукой по полу, и я отпустил его.
– Добей его! – заорал в толпе какой-то мужик в песцовой шубе.
– Добей! Добей! – истошно завизжали поддатые девицы в мини-юбках. – Добей его, Фартовенький!
Бык стоял на четвереньках, опершись на одну руку, другой тер горло. Я чувствовал, что судья хотел ткнуть в меня шокером, но не решался.
– Добей его! – повторил скрытый за спинами зритель.
– Скала, чмо позорное, где мои деньги?! – истерично заорал второй. – Завали его на хрен, Фартовый!
– Выру-би! Выру-би! – скандировала толпа.
– Да он под наркотой! – верещал уже знакомый женский голос. – Проверьте его! Он же поплыл!
С удивлением я понял, что она кричит обо мне. Видимо, не может простить своего киргиза.
Тем временем судья глянул куда-то в сторону, словно ждал от кого-то условного сигнала. Потом подошел ко мне. Я напрягся, ожидая любой подлости, но ее не последовало: он поднял мою руку, признавая во мне победителя. И только тогда я расслабился, осознав, как сильно вымотался.
– Невероятно! Это просто невероятно! – ворвался в сознание голос Крыса. – Победа! Безоговорочная победа Фартового! Теперь мы видим, что это талант, настоящий самородок!
Снова ослепили прожекторы, сверху посыпались золотые кругляши, кувыркаясь и танцуя. Судья глянул на быка, все не рискующего встать, на меня. Его рот перекосило, он злобно зыркнул на подставного и обратился ко мне:
– Что ж. Исполни волю зрителей – добей. Выруби обсоса.
– Охренел? – возмутился бык, злобно посмотрел на судью, но сник, подавленный восторженный ревом публики.
– Добей! Добей! Обсоса! Добей!
Прожекторы погасли, и проступили лица, слившиеся в единую женомужскую харю, сочащуюся довольством и требующую крови, зрелищ… Жрать! Впитывать чужую боль. «Твой враг в пыли жалок и слаб», – звучала в голове песня из прошлой жизни.
Добить, завоевав любовь толпы, или плюнуть ей в самодовольную рожу? Поступим умнее.
Я приблизился к Скале. Бык просто хотел, чтобы это все поскорее кончилось, но без очередного сотряса, а то врачи предупреждали, что он может ослепнуть.
Оглядев замершую в ожидании публику, я занес кулак для удара и одними губами сказал:
– Отключись, когда ударю.
Он ответил глазами: сделаю.
Я потряс кулаком, поцеловал его и нанес несколько коротких злых ударов – внешне эффектных и кровавых, но щадящих хрящи и кости. Бык, молодец, подыграл и тут же, закатив глаза, брякнулся – типа вырубился.
– Да! Да! Да! – как заведенный заорал Крыс. – Фартовый! Запомните это имя! А ты, тридцать третий, не забывай, кто тебя так окрестил!
