– Доброе утро, страна, – захожу в комнату и открываю шторы, впуская солнечный свет, а затем и окна, проветривая комнату. – Рота, подъем! – говорю уже чуть громче, потому что со стороны спального места вообще ноль реакции.
– Да ну па-а-а-ап, – фыркает Мышка и прячется под одеяло с головой.
– Не папкай мне тут, вставать пора! Я оборону сам держать буду? – посмеиваюсь и стягиваю с нее одеяло. Шутливо боремся за кусок ткани, но в итоге Дианка сдается и сворачивается калачиком на диване уже без него.
– Вы, Виктор Палыч, абсолютный тиран! – бормочет сонно. – Как тебя твой «Феникс» терпит только?
– У них выбора нет, – хмыкаю, – как, собственно, и у тебя. Вставай! Маман твоя приедет сейчас, у нас мало времени на убеждение ее в том, что тебе надо остаться тут.
– Почему мало? – зевает она.
– Я завтра на выезд на четыре дня, Мышка, – напоминаю.
И тут случается чудо. Дочь вскакивает на ноги мигом, словно ее ударило током! Глаза открывает, ртом как рыбка воздух хватает, вспоминает, когда я говорил об этом. А я говорил!
– Блин, па! – выдает коротко и сбегает в ванную.
И, конечно, по закону подлости именно в эту секунду раздается трель дверного звонка. Да чтоб тебя, ну…
Честно признаться, открывать нет желания. Но это как минимум невежливо. А мы с Мышкой вежливые. Поэтому плетусь в прихожую, по дороге чуть не убившись о Марфу, которая внезапно откуда-то прыгнула под ноги.
С появлением Дианки я ее не вижу почти! Дочь ее кормит, гладит, и кошка нервы мне не треплет.
– Ну ты-то тоже не забудь про гостеприимство, ладно? – напоминаю ей и открываю дверь.
Ирина. Стоит. Красивая, как и всегда – с иголочки. Двадцать лет с ней прожил, а… не ёкает. Совершенно.
Я любил ее вообще? Любил. Иначе не смог бы. Просто количество наших ссор и недопониманий в последние годы убили в нас обоих всю любовь. Мы оба наделали ошибок и дошли до такого состояния, что их совершенно не хочется исправлять.
Год ее не видел, но не скучал. И даже сердце при виде ее не стучит больше ускоренно. В целом там давно заледеневшая шайба, а не сердце. Нечему стучать.
– Ну привет, – говорит она, задирая нос. Нервничает, вижу. А я удивительно спокоен. Наверное, потому что на своей территории.
– Здравствуй, – открываю дверь пошире и отхожу к стене. – Проходи.
У нее нет такого чемодана, как был у Дианки, это радует, значит, задерживаться надолго она не планирует. С другой стороны, она явно намерена забрать Мышку и уехать, а вот это уже минус. Большой минус!
Проходит в квартиру, делает всего пару шагов, давая закрыть за собой дверь. И останавливается. Осматривает комнату, морщится. Не нравится ей, конечно. Еще бы! Я уже очень жду фразу: «Моя дочь в таких условиях жить не будет». А условия-то тут нормальные в целом. Ну не хоромы. Но это и не свое жилье, временное же, мне хватает и такого.
– Оставаться я не собираюсь, – говорит мне, а сама в глаза не смотрит. Куда угодно, но не на меня. Двадцать лет прожили… даже обидно немного. То ли время потеряли, то ли просто с ума сошли. Как понять? – Поэтому позови дочь, пусть собирается, мы уезжаем.
– Ты не угадала, – говорю ей. Не могу я Диану предать! Она ко мне приехала, поддержки моей просит, а я что? Просто так ее верну, как куклу? Не-не-не, такого не будет. Тем более что девочка она у нас взрослая уже и может сама решать, где ей лучше. И ее мнение на этот счет я услышал.
– Громов, ты поругаться со мной решил? – нервничает Ирина и складывает руки на груди. – Я сказала: зови дочь!
