Ваши пращуры!»
После некоторого молчания Миша сказал:
– Да, это конечно не золото, но звучит круто: «потомки», «служат делу мира, а не войны», «пращуры». Прямо как о нас. Мы ведь друзья? – обратился ко всем Миша.
– Конечно друзья, и мы обязаны следовать наказу наших пращуров, – гордо сказал Родион.
Ребята пожали друг другу руки и с торжеством на лицах сказали: «Да будет так!».
И только Евгений Егорович довольно улыбался, взирая на процесс «цементирования дружбы». И не важно, что карта и записка из шкатулки сделана из той же бумаги, в которую были завернуты пирожки, принесенные в шалаш Мишей, а вовсе не из коры дерева. И что во времена рассказанных дедушкой нашествий еще не существовало письменности. И нисколько не было жалко ему ни глиняного сосуда, который он еще до рассвета принес к скалам, привязал к нему веревку с камнем и скинул в море, ни покрытой под медь коробки-шкатулки, привезенной когда-то из давней экспедиции. Все равно эти вещи валялись в сарае и никому были не нужны.
А вот друзья детства нужны всегда и всем!
Наверное, вряд ли кто-то поспорит с утверждением о том, что мы, как представители развитой цивилизации, руководствуемся в жизни собственным разумом, но все же где-то глубоко в нас сидит нечто такое, что заставляет совершать отдельные поступки на основе необъяснимых инстинктов. Хромосома, что ли, в нас какая-то заложена диковинная…
Иначе как объяснить тот факт, что при наличии у каждого из нас дома холодильника, снаряженного съестными припасами, целой кучей всяких вкусностей, в нас свербит стойкое желание при виде неизвестного, но внешне привлекательного плода сорвать его с дерева или куста и съесть это непонятное, прежде смахнув с него пыль такой же пыльной ладошкой? Не знаю…
Как не знают этого и наши герои – Миша, Руслан, Аккордеон, вернее – Родион, ну и, конечно, главный любитель всего того, что может переварить детский желудок (куда же без него), – пухленький добряк Андрей (или Пирожок, как его звали друзья). А говорю я об этом потому, что герои нашего рассказа давно уже заприметили в соседнем дворе частного дома густорастущее алычовое дерево, и очень им хотелось отведать этой светло-желтой алычи, которая искрила на солнце и распространяла по округе сладковатый аромат.
К улице, на которой жили наши друзья, примыкал небольшой переулок, который соединялся с другой параллельной улицей. Аккурат в этом переулке и был тот самый двор частного дома, в котором жил сосед, владеющий несметным фруктовым сокровищем. И хоть похожую алычу спокойно можно купить на базаре, она никогда не сравнится с той слюновыделительной, которая растет у соседа. Казалось бы, ну что здесь такого? Подойди к нему, попроси угоститься плодами, жалко ему, что ли? Дерево-то вон какое большое, и алычи на нем навалом. Предложи, в конце концов, помощь в сборе алычи и попроси свою законно заработанную непомерным трудом долю.
Только дело все в том, что сосед этот – гражданин совершенно иных взглядов. Характер у него – не приведи господи – ворчливый. С соседями общается неохотно, а при встрече вместо приветствия что-то бурчит себе под нос. Часто уезжает из дома на обшарпанном велосипеде с большими колесами и слегка погнутой рамой, и обязательно привязывает к ней старую непонятного цвета капроновую сумку-авоську. В общем и целом – грубый старый дед. По крайней мере ребятам казалось, что сосед их ровесник трамвая, которому около трамвайного депо установлен памятник. А ему, трамваю, на минуточку, больше ста лет! Поэтому и речи не могло идти о том, что этакий вот брюзга чем-то захочет поделиться.
