Новый избранник надежды высокого начальства оправдал, свою инаугурационную речь начал и спустя три часа восемнадцать минут закончил выражением «Жизнь продолжается». Мол, убитые убитыми, раненые ранеными, а пропавшие без вести вовсе не известно где бродят, погуляют, – придут, никуда не денутся, а вот мы, невзирая ни на что, должны продолжать дело своих отцов. Какое дело, не стал уточнять, хотя всем как раз это хотелось узнать, отцы-то дел натворили порядком, но выражение быстро стало крылатым. По всему Острову среди чиновников началось соревнование, кто чаще использует эти два слова в своих речах, некоторые и во сне их повторяли, тем более, что жизнь, и правда, продолжалась. Но автор слов, будучи не лишенным творческой жилки, на этом не стал останавливаться, объявил сорок дней траура по погибшим, в течение которого, как он говорил, мудрый народ не должен себе позволять лишних вопросов, и предложил жертв трагедии, как самых дорогих покойников и национальных героев (хотя среди убитых было несколько годовалых детей, беременных женщин и вот-вот собиравшихся умереть своей смертью глубоких стариков), похоронить в Столице, чтобы удобнее было посещать их могилы. Кладбище разбили посреди города, прямо напротив Набережной и той точки в море, где когда-то стояла Блуждающая буровая установка, записали его в места паломничества и объявили обязательным для посещения всеми, кто приезжал на Остров. В день сороковин, когда высокопоставленные и не очень ораторы, известные писатели и поэты (композиторам и художникам, как любимчикам предыдущего Самого, слово не стали давать), сменяя друг друга на тщательно сымпровизированной трибуне, объявляли виновной в происшедшей трагедии какую-то третью, стороннюю силу, намекая, что в отношении окопавшихся на Острове инопланетян Самый Большой, хоть и отчасти, но был прав, так что следует продлить время траура до года на тех же условиях, что и до этого, то есть, исключающих любые протесты, тем более митинги, демонстрации и шествия. Если не углубляться в подробности, то все свелось к тому, что, конечно, забыть трагедию не удалось, но общими усилиями из нее сделали акцию, каждый год отмечая день, когда она произошла, как черную дату в жизни Страны, а через несколько лет этот день объявили праздником Пробуждения народа, спустя пару десятилетий народ и сам поверил, что он когда-то просыпался.
Единственное, что омрачало настроения всех без исключения обитателей Страны, включая туристов, были призраки, расплодившиеся после операции в неимоверных количествах. Особенно докучал жителям один из них, который утверждал, что слеп от рождения и никому ничего плохого не сделал, и все спрашивал, за что его убили. В отличие от других призраков слепой появлялся только в светлое время суток, объясняя это тем, что днем хоть что-то может разобрать, а ночью ничего не видно, и конкурентов ходит много. Другие призраки вели себя более спокойно, даже иногда стыдили слепого, мол, у тебя хоть могила есть, мы-то вовсе без вести пропали и блуждать нам по этой земле до тех пор, пока нас не найдут и не похоронят. Призраки особенно надоедали работникам государственной службы, они безошибочно находили в толпе тех, кто имел какое-то отношение к бюрократическому аппарату, независимо от уровня занимаемого поста, приставали даже к тем, кто когда-то работал во властных структурах, но уже давно отошел от дел – уволили, сам ушел, вышел на пенсию, мало ли что бывает с людьми, – и задавали один и тот же вопрос: когда их начнут искать? Дошло до того, что из-за них чиновники с наступлением сумерек перестали выходить на улицу, можно бы выходить в светлое время, когда призраки прятались в темных подвалах, но днем чиновники были на работе. Дело чуть не обернулось серьезными политическими и социальными последствиями. Чиновники и так немного знали об особенностях жизни населения, а тут из-за призраков вовсе оторвались от реальности, начали принимать такие законы и национальные программы, что хоть стой, хоть падай, то пчеловодство сделают стратегической задачей, то деньги заменят на жетоны, то запретят ездить на автобусах в дождливое время года, чтобы те не пачкались.
