«Дроздову удалось также выяснить, откуда „растут ноги“ сомнительной дружбы Яковлева и Горбачёва. Оказалось, что лет пять назад, в самом конце семидесятых, Горбачёв во главе делегации Верховного Совета побывал с визитом в Канаде».
– ???
Полковник не мог отреагировать иначе на этот пассаж Крючкова: по официальной информации, которая подтверждалась и неофициальной, во главе делегации Верховного Совета Горбачёв побывал в Канаде в августе-сентябре восемьдесят второго, незадолго до финала Леонида Ильича. Хотя, в любом случае, что тут требовалось «выяснять»: достаточно было прочитать газету, в крайнем случае – протокол!
– Может, был ещё какой-то визит, о котором, если и упомянули, то одной строчкой где-нибудь «в подвале», на третьей полосе?
Полковник вынужден был поставить ещё один знак вопроса.
– «Яковлев, как посол СССР, взял его тогда под опеку: заливался соловьём по поводу „капиталистического рая“, не забывая потоптаться на „советском тоталитаризме“. В целом – за минусом идеологических вольностей – Яковлев произвёл на Горбачёва неизгладимое впечатление, тем более что тот и не собирался его изглаживать. По возвращению домой Михаил Сергеевич высоко отозвался о работе посольства и лично посла. С его оценкой – как минимум, в части посла – многие тогда не согласились, но Михаилу Сергеевичу было на это наплевать: для себя – и для Яковлева – он уже всё решил».
– Хм! – в очередной раз одобрил Крючкова Полковник – и перевернул страницу.
– «А ведь Горбачёва к тому времени уже просветили насчёт „тёмных пятен на солнце“, с которыми „солнце“ давно уже поменялось ролями! Михаил Сергеевич был в курсе – и не первый год – о том, что первые данные на Яковлева поступили ещё в 1960 году. Тогда Яковлев и его такой же „идейный“ дружок Калугин оказались в Колумбийском университете, где и учились целый год, правда, неизвестно, чему больше. По данным источников КГБ „по месту учёбы“, оба вступили в несанкционированные контакты – и не с простыми американскими парнями, с простыми американскими парнями из ФБР! Калугин тогда прикрылся стажёром Бехтеревым, который этой истории не касался никаким боком. Ни в чём не повинный Бехтерев на многие годы стал невыездным. А Яковлев представил свой контакт с ФБР более „патриотично“: как оперативное задание с целью получить данные из закрытой библиотеки. Сейчас трудно понять, отчего эту „туфту“ приняли тогда на веру. На Яковлеве всего лишь „сделали отметку“ – но заслуженный крест на нём не поставили!».
– Как же ты, Владимир Александрович, с такими мыслями да под такие факты, стал контактом Яковлева?! – покачал головой Полковник. – Или эта бумажка была писана «до того, как…»? Или это – твое «политическое завещание» – «на всякий пожарный случай»?! Может, ответ – дальше?
Полковник скользнул глазами по тексту, и уже собрался перемахнуть несколько страниц «лирических отступлений», как его глаз, зацепившись за какое-то слово, вернул хозяина назад.
«Канадцы – уж, на что, вежливые люди, не брезгливые, принимавшие услуги от всех „услугодателей“ – а и те отмечали в Яковлеве ограниченность и работу только на себя. Но и они не отказывали Александру Николаевичу, как минимум, в одном достоинстве: потенциале разрушителя. Человек безжалостный и беспринципный, в этом качестве АНЯ (партийная кличка Яковлева от аббревиатуры ФИО) был незаменим».
Этими словами «мемуары» Крючкова заканчивались… бы: на последней странице уже от руки – скорее всего, от руки составителя досье генерала Дроздова – было написано «Продолжение следует». Именно за эти слова зацепился глаз Полковника. И если раньше он «не терял бдительности», то теперь лишился и способности… потерять: как-то сразу почувствовал, что «пахнет жареным… фактом» – и, возможно, из биографии уже самого Крючкова.
