Несостоявшийся рассвет. Повесть - страница 21
А по выходным дням мать иногда брала меня на базар. В Пятигорске фрукты были дешёвыми: «выбирай – не хочу!» Мы чинно ходили с ней мимо длинных рядов, заваленных абрикосами, вишней, черешней, грушами, клубникой, ананасами… Уф! Всего не перечесть! И везде натыкались на поразительно настойчивые предложения продавцов обязательно купить фрукты именно у них. При этом каждый хвалил свой товар и подсовывал мне попробовать фрукты, в расчёте на то, что я попрошу мать купить их именно у него.
Среди продавцов было много кавказцев. На ломаном русском языке они обычно обращались к матери со словами:
– Красавица! Купы черэшня. Сматри, какой кароший, крупный. Пробуй сама, – и обычно протягивали небольшую горсть.
Мать начинала пробовать, и тогда продавец, боясь упустить покупателя, обращался ко мне:
– Малшик, кушай. Выбирай лубой. Абрикос хочешь? Смотри, какой ба-алшой, – показывал он на ящик с крупными абрикосами, но попробовать весь абрикос уже не предлагал, а только засижаную мухами половинку.
Однако моя мать была очень разборчивой покупательницей и, пока не обойдет почти весь базар, брать не спешила. За это время я успевал «напробоваться» так, что до самого дома ничего не просил, кроме мороженого.
А дома, уже с отчимом, мы все садились за наш самодельный стол и ставили на него купленный на базаре и отмытый матерью арбуз. Предварительно, глава семьи старался угадать его спелость. Для него это было, можно сказать, своеобразное хобби.
– Ну-ка, Лидка, давай нож. Посмотрим, какой арбуз вы купили сегодня – спелый или нет?
Но прежде чем резать, он внимательно смотрел пожелтевший ли хвостик плода; сдавливал его руками, прислушиваясь к внутреннему хрусту; стучал по зелёной корке костяшками сжатой ладони, чтобы определить звонкость; и, наконец, испытывал на лёгкость, покачав его на одной руке. Проделав все эти процедуры на наших глазах, отчим выносил окончательный вердикт: «Спелый!»! – и часто оказывался прав.
Когда зелёно-полосатый арбуз потом разрезался, и под ножом слышался характерный хруст переспевшего плода, а затем показывалась красная и сочная мякоть, Иван многозначительно поднимал чёрные брови и расплывался в широкой улыбке, оголяя ровные белые зубы. «Ну, а я что говорил?» – обращался он к нам, довольный тем, что не ошибся.
К середине лета мать всё-таки нашла хорошую работу – её взяли поваром в детский садик. Как сына сотрудницы, туда же был зачислен и я. Теперь мне приходилось вставать очень рано, чтобы вместе с матерью успеть к началу её работы. Варка пищи начиналась на кухне с семи утра, один час требовался на дорогу. Вот и приходилось нам подниматься в шесть утра, чтобы успеть ей на работу. В садике воспитательница сразу укладывала меня в чистую кровать старшей группы, где можно было поспать до утреннего подъёма, то есть до восьми утра.
Теперь у нас дома появилось сливочное масло, мясо и даже сгущёнка. Конечно, не от большой зарплаты, которая составляла тогда, по-моему, около пятидесяти рублей, а потому, что матери приходилось воровать продукты вместе с остальными работниками кухни. Шеф – главный повар детского сада – в конце рабочего дня, как старший по званию, чётко делил украденные у детей продукты между подчинёнными. В первый и второй день работы мать не стала брать свою долю. На третий день он отвел её в сторону: