Затем гости спели ещё несколько грустных и красивых народных песен, после которых один мужик, закрыв лицо ладонями и поставив локти на стол, заплакал. «Коленька, – стала гладить его по голове сидящая рядом женщина, видно, жена, – не надо». Все забеспокоились, зашумели, но гладившая мужа по голове женщина стала успокаивать их: «Это у него пройдет. Мать недавно похоронил». Последние слова она произнесла притихшему столу почти шёпотом, продолжая гладить по спине мужчину.
– Эй! Владик! – услышал я голос отчима. – Поставь-ка нам что-нибудь повеселее.
Я схватил первую попавшую пластинку, но вместо весёлой музыки полился торжественный и щемящий душу вальс «Амурские волны».
– Ладно, – крякнул отчим. – Наливай! – приказал он сам себе и достал из-под стола припасённую им большую бутыль самогона.
– Валя, – раздался голос уже пьяной матери, – иди, потанцуй с Владиком вальс, а мы посмотрим.
Валька, как бы нехотя, поднялась, польщенная просьбами и со стороны гостей.
– Что опять мне будешь на ногу наступать? – негромко спросила она.
– Ты только не быстро.
– Ладно. Давай руку, а вторую клади мне на талию. Ты что? Забыл, где она у меня? – спросила Валька, заметив, как я сразу засмущался, – Пора бы и запомнить, Оладик. Она взяла мою руку и приложила к себе.
– Держись крепче, дурачок, – прошипела партнёрша и с силой прижала мою ладонь своей рукой.
Мы опять, как и в первый раз, стали топтаться на месте, изображая танцующих. Пьяных гостей это очень умилило, и они наперебой начали хвалить нас. Я же изо всех сил старался не наступить Вальке на ногу. В конце концов, наступил и отодвинулся от неё. На этот раз она уже и сама стала побаиваться приближаться ко мне. Тем не менее, под аплодисменты застолья, мы закончили танцевать этот длинный вальс и выбежали в коридор: там слышались знакомые голоса соседских детей.
В коридоре из-за того, что ещё не было проведено электричество, было очень темно, и Валька потребовала подать ей руку, чтобы, как выразилась она, «не расшибить себе лбы». Так, держась друг за друга, мы добрались до выхода, где и столкнулись со Светкой, Витькой и долговязым парнем, которого я видел в день приезда новых жильцов.
С ним я ещё не успел познакомиться, поскольку тот учился во вторую смену. Звали его Толиком. Будучи взрослее нас с Витькой, он быстро нашёл общий язык с девчонками. Когда мы стали играть в прятки, новый сосед бесцеремонно прижимал их к стенам коридора, хватал рукой ниже пояса, оправдываясь тем, что у него это получается случайно, из-за темноты. В ответ Светка и Валька притворно визжали и обзывали его придурком.
Я быстро понял, что Светке и, особенно, Вальке такое обращение нравится, а пищат и жалуются они только для вида. Витька же стоял или просто ходил за ними, как лопух, не представляя, что ему следует делать в такой ситуации. После очередного притворного визга Вальки я незаметно направился к своей комнате, которая гудела от хохота взрослых. Немного расстроенный, тихо зашёл и был вынужден, как вкопанный, остановиться возле порога.
Оказывается, гости смеялись над выходкой матери, которую, я уверен, она бы никогда не сделала, не будучи сильно пьяной. Она изображала продавщицу. Со словами «Кому хорошей колбасы?» мать держала в руке чистую тарелку, на которой были уложены вывалившиеся из трусов мертвецки спавшего Гошки его гениталии. От увиденной сцены в комнате стояли смех и истошный стон пьяных гостей. Меня никто не заметил. Осторожно пятясь назад, я снова вышел в тёмный коридор.
