Неспортивное убийство - страница 18

– Бесполезно было ждать страсти от Марата. Чурбан и бесчувственная машина, от которого слова доброго не дождешься, – охарактеризовала бывшего мужа Нина. – Моя горская кровь не смогла вынести такого. Любой женщине нужно тепло, тогда она будет отдавать вдвое больше семье.

– Про отца понятно. А зачем ты меня оставила? Да еще и с ним, с таким холодным и строгим?

– Осенью девяносто первого я приехала в любимый Тбилиси. Думала, без мужа и сына отец не пустит меня на порог. Но он лежал при смерти, и ему уже было не до соблюдения правил. Через три месяца папы не стало, как и СССР. Это меня подкосило. Страшно было снова ощутить дефицит душевного тепла и, самое главное, – состояние нелюбви. А тут грело солнце, радовало взгляд голубое небо, кружили голову ароматы специй, яркие вкусы местной еды. Мать уговаривала поехать обратно, забрать тебя. Но как-то закрутилась жизнь, разошлись после развала Союза Россия и Грузия, а с ними и наши судьбы. И мы с твоим отцом тоже, – вздохнула Нина.

Некогда мать была красивой, статной и гордой – такою Эльгиз запомнил ее по черно-белому портрету. А при встрече увидел сгорбленную старушку с поникшей поседевшей головой. По испещренным мелкими морщинами щекам катились слезы, которые она вытирала рукавом черной рубашки.

– Ты вырос, совсем взрослый. Наверно, учишься в институте? – губы Нины искривила дрожащая улыбка.

– Уже окончил. С отличием. Устраиваюсь на службу, – выдавил ответ Эльгиз.

– Молодец, сынок. Пошел по стопам отца. Только не будь таким же черствым и скупым на любовь. – Нина похлопала его по плечу и приблизилась, чтобы обнять, но Эльгиз отстранился.

– Горько на душе, что мы провели много лет в разлуке. Понимаю, ты имеешь право ненавидеть меня. Только ведь и я счастья не нажила.

– По собственной воле оставила меня без матери, отказалась от семьи, а теперь жалеешь? – выпалил Эльгиз, ощущая в горле комок, мешающий произносить слова. – Ты хоть любила меня? Или только себя? Знаешь, каково это – оказаться в одиночестве, когда никто не обнимет, если тебе плохо? Когда по ночам душат кошмары, но никто не придет на помощь и не спасет. Когда нет ответа на вопрос, вернется ли мать. Когда на ее место приходит другая – вместе со своим ребенком – и забирает остатки семьи, методично выталкивая тебя на обочину жизни, как ненужный элемент. И этих «когда» у меня были тысячи. А тебе всего лишь «жаль»? Еще и даешь великодушное право ненавидеть тебя? – Подавляемые с раннего детства слезы полились, омывая бесконечно болевшие раны брошенного мальчика.

– Сынок, ну не могу я исправить прошлое! Но могу просить о прощении и молиться о том, чтобы душа твоя смягчилась, – выкрикнула мать и взяла лицо Эльгиза в сухие морщинистые ладони. – Прости. Прости. Прости. Моя вина огромна, но за нее я отвечу сама, в этом мире или в ином.

Никогда, и прежде, и после, он не переживал такого эмоционального шторма, не испытывал настолько полного бессилия. Мать так и не сказала ни слова о любви, только смотрела скорбными глазами, гладила его по голове, держала за руки.

На обратном пути, сидя у иллюминатора и разглядывая через дымку облаков Кавказские горы, Эльгиз мысленно разрывал связь с той, что дала жизнь, но не подарила любви. Что ж, теперь и он будет добывать любовь и признание, без сожаления оставляя разбитые сердца. Зачем привязываться к кому-то, если, в конце концов, тебя все равно бросят. Увлеченность нужно оставить только для профессии. Она, профессия, отныне станет той единственной, ради которой необходимо стараться. Она не предаст, не махнет хвостом, не окатит ледяной водой равнодушия. Ради нее он станет непререкаемым авторитетом, железным стражем закона. Но не для женщин. Им не осталось веры в сердце.