Забравшиеся на крышу Попович и Воскресенский забросили еще одну дымовую гранату в дымоход, высадили небольшое окно на крыше чердака, надели респираторы и тепловизоры, затем по очереди спрыгнули вниз. Из окон внизу по фургону велся огонь. Мякинен сделал залп из подствольного гранатомета точно в окно. От разрыва стена вокруг огневой точки осела, решетка покосилась, на ней повис изуродованный труп стрелка. Мякинен произвел второй залп, разрыв которого обнажил внутренности дома. Белик метнул новую дымовую шашку, после чего они с Мякиненом последовали примеру товарищей, орудовавших на втором этаже, – надели респираторы и приборы ночного видения, а затем проникли в образовавшийся проем.
В гостиной было пусто. Мякинен и Белик выломали дверь в туалетную комнату. На полу лежал упитанный человек лет пятидесяти с кровоточащими ранами в районе живота и колена. Уцелевшая нога дергалась в конвульсиях. Белик неуловимым движением сделал контрольный выстрел. Оба проследовали на кухню. Невысокая женщина с короткой стрижкой распласталась на полу с пистолетом в руках. ее затылок был разнесен Игнатовской пулей. Рядом в петле висел двухметровый грузный мужчина. Глаза были навыкате, большой мясистый язык торчал из перекошенного рта. От повесившегося пахло экскрементами. Войдя в спальню, Мякинен и Белик обнаружили двух мужчин со сложенными за головой руками. Оба капитулировавших сидели на полу, опустив головы и всхлипывая почти в унисон. «Где?!» – рявкнул Мякинен и дал очередь поверх голов. Сидящие инстинктивно пригнулись, кивнули головой на дверь. «Словами, суки, быстро! Где?!» – заорал Белик и выстрелил сидящему правее в локоть, торчавший параллельно голове. Пуля попала в сочленение локтевого сустава, отчего предплечье повисло на одних сухожилиях. Нечеловеческий ор заполнил собой помещение. Подождав пару секунд, Белик вогнал раненому пулю между выпученных от боли глаз. Мякинен в третий раз повторил вопрос.
– В подвале, – с трудом выговорил второй. – Под лестницей. Есть подпол. Он… Замок… Код… «270786»
– Открыли бы как-нибудь, – пренебрежительно-раздраженно бросил Белик. – Он там один?
– Да… да… ему вкололи…
Мякинен и Белик кивнули друг другу. Со второго этажа неторопливо спускались Попович и Воскресенский, держа в руках большие наплечные сумки.
– Есть чего в доме? – спросил Мякинен.
– Добра на десятерых, – расслаблено ответил Попович. – Юра, два нуля, – скомандовал он по рации.
Зашедший в дом Игнатов переспросил у сидящего код, затем оглушил его прикладом, вынул армейский нож, полоснул по горлу. Пошел к подполу, набрал цифры. Крышка-дверь стала автоматически отодвигаться. Игнатов и Воскресенский спустились вниз. В сыром темном погребе горел одинокий фонарь на толстом проводе, замотанном вокруг крюка. На полу работал масляный обогреватель, стоявший впритык с кроватью. На ней под плотным одеялом мертвым сном спал толстый мужчина, закутанный в застиранный банный халат. Воскресенский пощупал пульс:
– Жив, слоняра, пульс херачит как у колибри.
Игнатов позвал остальных.
– Тащите Скобельцына в фургон. Настю выньте.
– Юрий Данилович, может, сначала дом оглядим, погрузимся? – сказал Попович с искусственной обидой в голосе.
– Полчаса, не больше. Главное сокровище всё равно перед нами. Завтра мы все можем выходить на пенсию.
– Чего там во дворе-то? Банька, да? – спросил Попович Игнатова. Тот не отреагировал. – Люблю я баньку! Но не только как пользователь, так сказать, а еще и как чистый созерцатель. И где ни бываю, всегда смотрю, кто как свою баню обустроил! Тут сразу характер человеческий виден, почерк души, так сказать…
