– А как предка Ксаверия сокращённо звали?
– Бабушка Яня звала его Сава.
– То есть Савелий?
– Нет, это другое имя, но младшие школьники меня часто называют Савельевной, потому что так им проще. Я их не всегда поправляю, привыкла.
– И меня мои картавые-шепелявые артисты так звали, и даже их родители, – ностальгически вздохнула Яня. – Пойдём-ка все вместе ужин готовить.
Но Машу с намеченной темы было уже не свернуть.
– Вот скажите, прабабушка Маша была Ксавериевной, а у вас на самом деле какие были бы отчества? Я была бы Петровной, а мама, а ты?
Татьяна Ксавериевна вздохнула, продолжая стучать ножом по разделочной доске, не поворачиваясь к дочери и внучке лицом. Яня обняла её со спины и сказала:
– Мама, если тебе неприятно, не отвечай на вопрос этой бестактной особы.
– А тебе не интересно? Или ты в курсе? – старшая дама развернулась к ней лицом.
– Ну, есть у меня предположение. И дед, и отец, или хотя бы один из них были актёрами.
– Бинго! Один актёр, другой режиссёр.
– Мам, а как ты догадалась? По своей наследственности, да?
– Наследственность тут ни при чём. По поведению бабушки и мамы. Когда я объявила, что буду поступать в институт искусств на театральный факультет, они были очень уж горячо против.
– Ба, давай колись! Раскрой все зловещие тайны дома Степановых!
– Да нет никаких тайн. Биопапу твоей мамы звали Алексей Павлов. Небольшого роста, я, когда с ним ходила, туфель на каблуках не носила, волосы… да вот как у мамы твоей, она не вся в него внешностью, но вот волосы и глаза… и рост. Очень недолго, меньше года он был режиссёром нашего драмтеатра. Был он человеком взрывным, конфликтовал с главным режиссёром, но продолжал работать. А когда я сообщила ему, что беременна, их конфликт резко стал невыносимым, и он уехал. К тому же он оказался женатым и имел детей. Больше я о нём ничего не слышала.
Маша села за компьютер и занялась поиском. Бабушка пожала плечами и вернулась к овощам. Яня сдвинула сковороду с газа:
– Готово всё, садитесь ужинать. И не юли глазками, девочка моя, всё мы поняли. Умер давно?
– Почти двадцать лет назад. Ба, ты расстроилась?
– Вот поверишь, даже не шелохнулось ничего. Он тогда сразу для меня существовать перестал.
– А ты, мам?
– А у меня его никогда не было. У меня только прадед Ксаверий был. Единственный реальный мужчина под нашей фамилией, у меня от него не только имя, но семья, жильё.
– Так, мама была бы Алексеевной, если бы дед не был козлом. А ты, бабушка? Тебе прабабушка Маша рассказала про твоего отца?
– Мы с твоей мамой деликатнее тебя, вопросов не задавали. Но несколько лет назад я случайно наткнулась на одну статью и поняла, кто был мой отец. Тоже, знаешь ли, из парнокопытных.
Татьяна Ксавериевна вынесла на кухню красочный альбом, изданный к юбилею областного драматического театра, просмотрела оглавление, нашла нужную статью. «Народная артистка РФ Горностаева Ксения Владимировна». Яня удивилась:
– Мы по театру знакомы были, но не близко, кто я, и кто она!
– Ух ты, народная! Наша родственница? – обрадовалась Маша.
– Она – нет. Но посмотрите на эту фотографию.
Артистка сидит в кресле, две девочки на его подлокотниках. Подпись внизу «С внучками».
– Да, старшая – вылитая ты, – сказала Яня. – Маш, помнишь бабушкино фото со школьной доски почёта, где она с комсомольским значком, ты ещё спрашивала, что это такое?
Маша полетела за альбомами. Вытащила фотографию бабушки в юности, пристроила рядом с фотографией артистки.
