Несвоевременные - страница 15



III

Способность путешествовать во времени даёт человеку преимущество или становится его бременем? Ответ зависит от того, соответствуют ли субъективные ожидания путешественника объективным возможностям, которые ему милостиво предоставляет действительность. Чем больше разрыв между ними, тем острее конфликт. Путешествие Ады не открыло ей простора для ожиданий. Не предложило и возможностей – условия для новой жизни она должна была отыскивать сама.

Аду с раннего детства растила одинокая мать. Первые годы матери помогали родители. Но, когда девочке было восемь лет, её деда скоропостижно унёс рак. Не прошло и полугода, следом ушла бабушка: не вынесла горя. Любовь, которую тогда обрушила мать на Аду, стремясь отвоевать её у объявшей семью печали, была тяжела и тесна. Несколько лет чрезмерной опеки превратили девочку в комнатную мышь: она пропала из общества сверстников, растеряла друзей по двору и приобрела репутацию чудачки среди школьных товарищей.

Непростым для Ады оказался и выход обратно на свободу: как-то раз, когда было ей уже пятнадцать, она ушла из дома. Собрала сэкономленные на завтраках деньги, побежала на вокзал, в тот же день села в плацкартный вагон – лучшие условия обошлись бы ей много дороже – и уехала в другой город, за тысячу километров от родной столицы, к подруге по переписке. Мать приютившей Аду девочки быстро забила тревогу: шутка ли, когда в твоём доме появляется неизвестная, совсем ещё ребёнок – и без родителей! Улучив момент, она взяла мобильный телефон названной гостьи, подглядела и переписала из списка контактов её домашний номер. Уже через три два беглянку вернули к потерявшей покой матери. Как ни удивительно, эта эскапада Ады с мамой её только сплотила. Конфликт поколений сошёл на нет.


После школы Ада поступила в литературный институт, а уже на втором курсе начала зарабатывать первые небольшие, но стабильные деньги, пописывая короткие заметки в районную газету. Публиковали её даже не под собственным именем, но девушку это мало огорчало. Твёрдая почва под ногами была важнее честолюбия. Однажды, в день очередной зарплаты, она добыла в комиссионном магазине рабочий плёночный фотоаппарат и преподнесла маме. Та расцвела: полжизни фотография была её призванием, из юношеской страсти выросла в профессию, однако в кризис девяностых женщина лишилась работы, была вынуждена поступиться талантом, распродать за бесценок аппаратуру и с тех пор годами перебивались низкооплачиваемым трудом, не приносившим ни капли удовольствия, – а тут, словно посылка из прошлого, такой подарок от дочери! Они с Адой сблизились ещё больше. Часто гуляли вместе по Москве, запечатлевали на чёрно-белую плёнку случайные сценки, снимали шуточные фоторепортажи, делали серии портретов. И Ада тихо грустила, мечтая, чтобы в их квартире снова поселилась маленькая фотолаборатория, а к маме вернулся творческий запал…

К двадцати двум годам, за год до того, как клубок событий размотался далеко назад по ленте времени, Ада уже нажила значимый багаж, который ей не суждено было забрать с собой в прошлое. Она успела получить образование, побывать замужем. Её избранником стал неловкий однокурсник, с которым они с первых дней знакомства сдружились, а затем, сами не заметив как, и полюбили друг друга. «Безнадёжный мечтатель», «Не от мира сего» – так говорили о нём общие знакомые, но Аде того и надо было. На последнем курсе они вместе трудились над дипломами: две темы – барочная литература и творчество братьев Гримм – тесно переплелись в их работе. Парень часто приглашал её в маленькую однушку, где жил вместе с приёмной матерью, и, закрывшись на кухне, они то дотошно разбирали пробелы и недочёты в трудах друг друга, то забывали про всё на свете и поддавались страсти, наивно и горячо.