Несвятая Мария. Страницы жизни - страница 4



Он читал Указ отрывистым голосом, без остановок, словно торопился от чего-то избавиться. До Антона суть Указа доходила с трудом. Парторг замолчал. Несколько мгновений в кабинете стояла могильная тишина. Слышно было, как в паутине под потолком билась и бессильно жужжала муха. Председатель заговорил с дрожью в голосе, не поднимая глаз:

– В сельсовете уже с утра готовят немецким семьям повестки. Отправка, как я слышал, начнется через два-три дня. Всем, кто работает… работал на должностях и имеет колхозное имущество в подотчёте, сегодня и завтра передать другим ответственным. Список, от кого и кому передавать, будет висеть в коридоре через два часа.

Председатель хотел ещё что-то добавить, но его неожиданно прервал Шайбель, бригадир первой бригады.

– Слушайте, вы понимаете, что вы говорите? Ведь это же явная ошибка! Откуда у нас в колхозе враги и диверсанты?! Какой я диверсант или шпион? Я же большевик с ещё дореволюционным стажем. Я здесь у нас в районе Советскую власть устанавливал. Я первый привёл в колхоз всю свою скотину и лошадь. Какой я шпион?! Не торопитесь. Это ошибка. Не могут сверху такой указ издать.

Вскочил с места парторг.

– Ты, Шайбель, говори, да не заговаривайся. Советская власть ошибок не делает. Ты это брось. Я давно замечаю за тобой, что ты всё чаще подвергаешь сомнениям решения ВКПб и Советской власти. Смотри, а то пожалеешь. Всё на этом. Указ вы слышали. Жалоб никаких не принимается. Исключений никаких не будет!

Все подавленно стали выходить из кабинета. Антон выходил одним из последних и услышал, как председатель зло заматерился:

– С кем я работать теперь буду?

– Замолчи, – злобно прервал его парторг.

Антон шёл домой, как в тумане. Ему было страшно входить в дом. Все были на кухне. Мать плакала. У Марии были тоже мокрые глаза. Отец сидел за столом и бессмысленно смотрел в окно. На столе лежали две заполненные чернилами бумаги. Антон молча взял их со стола и стал читать. Одна бумага была для отца с матерью, другая для его семьи. На лицевой стороне стояли фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес. В графе «Род занятий» – «Механик колхоза». На обратной стороне были записаны его жена и сын. Внизу в две строки было записано: «Эшелон № 1026, вагон № 21, отправление 02.09.1941 года, место переселения – Казахстан». Антон взглянул на запись у отца. Там был тот же номер эшелона и вагона. Он сел на свободный стул у стола. Молчание затягивалось и становилось невыносимым. Ясно слышалось через открытую форточку, как чирикали воробьи под крышей. Антон резко встал, отрывисто, ни к кому не обращаясь, сказал:

– Поеду в район, военком обещал меня на фронт отправить. Если пойду добровольцем, может быть, мою семью не выселят.

Его никто не стал удерживать.

У калитки стоял еще закреплённый за ним мотоцикл. Было всё ещё рано. Он начал заводить мотоцикл и вдруг услышал, как кто-то его окликнул. К нему спешно подходил Шайбель.

– Поехали в район, Антон. Я не могу поверить в то, о чём читал нам парторг. Я уверен, это ошибка. Я же коммунист. В райкоме разберутся. Не может быть, чтобы заслуженных коммунистов под одну гребёнку со шпионами и диверсантами…, – Шайбель помолчал и добавил: – Да и не могу я сейчас никуда ехать. Жена уже неделю с постели не встает.

Антон слушал его молча, затем завёл мотоцикл, показал ему на заднее сиденье и, когда тот уселся, резко тронулся с места. Дорога шла сначала вдоль молодого леса, потом неожиданно вырвалась на речную излучину, откуда открывался красивый вид на неширокую, но полноводную речку. В предчувствии близкой Волги её течении становилось медленным, и она неторопливо несла свою чистую воду вдоль пологих, местами поросших кустами берегов. Эту идиллию сейчас нарушал только звук мотоцикла.