Старуха поднялась наверх в комнату Слима.
Слим лежал на кровати в рубашке и брюках. Ожерелье болталось в его костлявых пальцах. Когда Ма вошла, оно исчезло с той же немыслимой скоростью, с которой он орудовал ножом.
Впрочем, Ма успела заметить ожерелье – и промолчала.
– Чего лежишь? – требовательно вопросила она, приближаясь. – Устал или как?
Слим нахмурился. Иногда мать доводила его глупыми вопросами.
– Да, устал. И не хотел слушать эту болтовню внизу.
– Стоило бы спасибо сказать, вот что, – мрачно возразила Ма. – Мы будем богаты, Слим. Эта девица стоит уйму денег.
Слим просиял, хмурость как рукой сняло.
– Где она, Ма?
Ма уставилась на него. Она прежде никогда не видела такого выражения его лица. Значит, Док прав. Бедный дурачок влюблен, как ни сложно в это поверить.
– Она заперта в передней комнате.
Слим перекатился на спину, глядя в потолок.
– Она хорошенькая, правда, Ма? – сказал он с бессмысленной улыбкой. – Я таких еще не видел. Какие у нее волосы, а?
– Хорошенькая? – рыкнула Ма. – Тебе что с того? Девица как девица.
Слим повернул голову и смотрел на нее с откровенным удивлением.
– Серьезно? У тебя вообще глаза есть? Что с тобой? Я всегда считал тебя умной. Она прекрасна. Ты ослепла, если этого не видишь. – Он пробежал пальцами по длинным жирным волосам. – Она как картинка из книжки. Я хочу оставить ее здесь, Ма. Нам же нет нужды отсылать ее, правда? Заберем деньги, а ее оставим себе. У меня никогда не было девушки. Она будет моей девушкой.
– Да? Думаешь, ты ей нужен? Посмотри на себя, на свои руки и рубашку, они же грязные. Думаешь, эта надменная сучка удостоит тебя хотя бы взглядом?
Слим посмотрел на свои руки. Он, казалось, растерял всю свою уверенность.
– Помоюсь тогда, – сказал он, словно подобная мысль никогда прежде не приходила ему в голову. – Надену чистую рубашку.
– У меня нет времени на эти глупости, – грубо сказала Ма. – Давай ожерелье.
Слим посмотрел на нее, склонив голову набок, потом достал из кармана ожерелье и поболтал им в воздухе вне досягаемости Ма. На его лице появилось хитрое выражение, которое Ма совсем не понравилось.
– Красиво, правда? – сказал он. – Но ты его не получишь, оставлю себе. Знаю я тебя – отберешь и продашь. Только о деньгах и думаешь. А я отдам это ей – это ж ее вещь.
Ма еле сдерживала ярость.
– Отдай немедленно! – Она протянула руку.
Слим соскользнул с кровати, глаза его блестели.
– Нет.
Такого прежде не случалось. Несколько мгновений Ма не могла прийти в себя от изумления, но потом взорвалась и пошла на Слима, размахивая кулачищами:
– Да чтоб тебя, отдай, не то поколочу!
Ее тяжелое лицо, искаженное яростью, пошло пятнами.
– Назад! – В руке у Слима внезапно блеснул нож. Он пригнулся, хмуро уставившись на мать. – Не подходи!
Ма застыла на месте. Глядя на его худое злобное лицо и блестящие желтые глаза, она вспомнила предупреждение Дока, и по спине ее пробежал холодок.
Слим, не спуская с нее глаз, неожиданно улыбнулся.
– Убери нож, Слим, – тихо сказала она. – Что ты делаешь?
– Страшно, да, Ма? Я же вижу. Ты такая же, как все они. Даже ты боишься меня.
– Не пори чушь. Ты мой сын. С чего мне тебя бояться? Давай ожерелье.
– Я скажу тебе, что делать. – Смит говорил почти лукаво. – Тебе нужно ожерелье, мне – девушка. Значит, ты сделаешь так, чтобы я ей понравился, и я отдам тебе бриллианты. Ну как?
– Бедный дурачок, почему… – начала Ма, но замолкла, когда он уронил ожерелье в карман.
