Нет повести печальнее - страница 20



Александр Николаевич быстро допил кофе и вышел в коридор. Через несколько секунд встал в дверях, натягивая на широкие плечи куртку подполковника. Тихонько рассмеялся:

– С первой зарплаты, пусть и не официальной, положено! Надо отметить. Постараюсь к семи дома быть. Маме не говори о деньгах, тогда действительно сюрприз удастся!

Алексеев вышел в коридор, чтобы обуть туфли и фуражку. Юлька кинулась за ним. Чмокнула в щеку и втолкнула в руку пятьдесят долларов:

– Разменяй! Купи цветы маме и шампанское. Газировку для себя и торт я сама куплю. Я жду тебя, папочка!

Он хотел вернуть доллары, но дочь уже исчезла в кухне. Возвращаться не стал, лишь улыбнулся и положил деньги в нагрудный карман, решив похвастаться перед сослуживцами успехом дочери. Минут через пять после ухода отца, Юлька влезла в свою комнатку. Разделась и бухнулась спать. В полусне нашарила рукой будильник и поставила его на двенадцать дня, глядя на циферблат одним глазом. Ольга Сергеевна встала примерно через полчаса. Заглянув в комнату дочери, нашла ее мирно спящей и не стала будить. Лишь чуть улыбнулась, решив дождаться вечера.


Юрий приехал домой, надеясь прокрасться в комнату Анюты, пока никто не встал. Он хотел рассказать ей о встрече с Юлькой и спросить совета, но к его несчастью деду не спалось. Станислав Васильевич вышел из кухни на звук открываемой двери. Мгновенно заметил темные пятна на месте глаз и прошипел:

– Явился! Ну-ка, ну-ка… Подойди к свету!

Юрию ничего не оставалось, как пройти за ним на кухню и встать у окна. Дед уставился на синяки под обоими глазами и крякнул:

– Это кто же тебя так разделал? За что подобных наград удостоился? Надеюсь за правое дело стоял?

Рассказывать о том, как его отдубасили и он даже увернуться не смог, не хотелось, но Романовский не привык врать и честно ответил:

– Девчонку защитить пытался от трех подонков…

Дед усмехнулся и тут же спросил:

– Защитил?

Юрий потупился:

– Она меня защитила. Мастерски дерется. Всех трех уложила. Даже того, что мне нос разбил. Оказалось, что у нее отец и брат десантники. И ее научили стоять за себя. Но я ведь не знал, когда влезал…

Станислав Васильевич тихонько рассмеялся:

– Десантники серьезный народ! Это хорошо, что она драться умеет. Что родителям и бабушке говорить станем? Сегодня Илона приезжает, не забыл? Твой отец ее встретит. Куда ты в аэропорт с такими фингалами сунешься. За террориста примут!

Романовский внутренне вздрогнул от напоминания об Илоне. Сейчас он меньше всего хотел бы видеть именно ее. С ужасом подумал о свадьбе. В памяти возникли светлые волнистые волосы, карие глаза с искорками и яркие пухлые губы Юльки. В душе появилась боль. Мысли о карьере впервые не появились, хотя обычно появлялись именно они, когда вспоминал о Коваленко. Юрий постарался скрыть от деда свое состояние и пожал плечами:

– Правду скажу!.. Я же защищать пытался, а не сам драку устроил. Дедуль, я устал. Пойду, отдохну, ладно?

Станислав Васильевич проворчал:

– Гулять надо меньше и пораньше появляться, тогда не устанешь. Ладно, иди, отдыхай…

Станислав Васильевич остался в кухне, а Юрий отправился к себе. Заскочить в комнатку домработницы он теперь не мог. Не смотря на усталость, долго не мог заснуть. Приезд Илоны, о котором он совсем забыл за эту ночь, выбил из колеи. Он вовсе не жаждал ее увидеть. Предстоящий разговор о женитьбе начал страшить. Представил, как руки Илоны снова обовьются вокруг его шеи, как ярко накрашенные губы прижмутся к его губам. Как они снова займутся сексом где-нибудь в гостинице и не испытал ровным счетом ничего, кроме отвращения.