Нет причины для тревоги - страница 44
«В России рабства не было, но расизм тем не менее тоже расцветает пышным цветом», – решился заговорить о собственных комплексах Эдик.
«Как это в России не было рабства? – возразил поэт Будкевич. – А как насчет крепостного права?»
«Но не было работорговцев, – поддержал Эдика его ментор Гранкин. – Знаешь, с плетьми, с галерами».
«Насчет галер не знаю, но плети как раз были. А торговля мертвыми душами? Вспомним Чичикова».
«Ну это все Гоголь, русская душа, а я говорю о работорговцах и африканских неграх в кандалах».
«Гоголь был украинцем».
«Но писателем он был русским. Ты прочти Другую страну негритянского писателя Болдуина. Ты поймешь разницу. Раса – как другая страна. Роман, кстати, был переведен на русский».
«Само слово „негр“ по-русски – это, по-моему, расизм», – сказал Эдик.
«Говорят, у негров самые большие члены», – сказал Будкевич.
«Это кто говорит? Это расизм. Среди кого – самые большие? Насколько мне известно, самый большой член у улиток», – сказал Гранкин.
«Глупости, как это может быть? Улитка – размером с палец!»
«Вот-вот. Все зависит от того, с какими мерками мы подходим, какими масштабами руководствуемся. Пенис у улитки самый большой в пропорции к размерам ее собственного тела. Кроме того, улитки – гермафродиты. У них есть и пенис, и вагина».
«А твой Джеймс Болдуин? Он ведь еще и пидорасом был».
«Ну и что? Что ты хочешь этим сказать?»
«Ничего. Я, конечно, осуждаю расизм, но гомики – это выше моего разумения. Это я принять не могу».
«Чего ты не можешь принять?»
«Ну знаешь, трахаться туда… в общем, понятно».
«Куда? Ничего не понимаю».
«Сам знаешь».
«А с женщинами это можно?»
«Я с женщинами такого себе никогда не позволял».
«У тебя вообще с сексом проблемы. Недаром ты до сих пор без бабы».
«Это потому, что мой английский хромает. Я не могу заворожить женщину своим остроумием и обаянием».
«Найди себе даму из России. Косяками тут ходят».
«Мне неинтересно. Я что, для этого в Америку эмигрировал?»
«А для чего ты, действительно, эмигрировал? Может, ты у нас пидор?»
«Я эмигрировал от антисемитизма».
«А знаешь анекдот про Рабиновича и козу? Идет Рабинович по русской деревне, а навстречу ему коза…»
«Да-да, слыхали. Но про негра и обезьяну будет посильней. Если послушать российские анекдоты про негров, уши вянут. Знаешь, про то, как идет негр по русской деревне, а навстречу ему два русских мужика. Один другому говорит: смотри – обезьян!»
«Это расизм», – сказал Эдик.
«Вот-вот. Безобразие. Негр им так и говорит: как вы можете, это расизм, я кончал Гарвард, изучал Гоголя, идеально говорю по-русски, почему вы оскорбляете меня расистскими кличками? Тогда один мужик – другому: смотри – обезьян, а говорит?!»
«А слышали, как Сергей Довлатов встретил ночью негра в Нью-Йорке?» – спросил Гранкин. Он был другом Довлатова по Ленинграду. Довлатов был легендой русского эмигрантского Нью-Йорка. Он работал на радиостанции «Свобода». Его рассказы в переводах печатал журнал «Нью-йоркер». Ходили слухи, что его вот-вот напечатают гигантскими тиражами в новой свободной России. И Гранкин рассказал Эдику историю про то, как Довлатов с женой после какой-то пьянки шел по ночному Нью-Йорку и заблудился в даунтауне. Это была душная влажная нью-йоркская летняя ночь. На улицах валяются бродяги и бродят доходяги. Жуть. И вдруг из переулка появляется гигантский негр. И движется прямо на них. Негр почти голый, в майке, мускулы размером с пудовые гири, с шеи свисают цепи, на руках браслеты, волосы заплетены в африканские косы. Довлатов решил: все, конец. Все дальнейшее рассказала ему жена. На мгновение оцепенев, Сергей встряхнулся и бросился вперед, навстречу негру, схватил его в свои объятия и – поцеловал! Прямо в губы. Взасос. «Ты видел когда-нибудь белого негра?» – спрашивала его потом жена. Дело в том, что негр от этого поцелуя совершенно побелел. От страха. Глянул с побелевшим лицом на огромного, чуть ли не двухметрового Довлатова и бросился бежать с криками ужаса, гремя цепями и браслетами.