Окружающий мир был полон звуков и запахов, природа вокруг жила своей жизнью, ей было безразлично, что по дороге медленно переставляет тяжёлые ноги жалкий человечек, в наивных мечтах своих полагая, что это он бежит.
Встряхнув очередной раз головой, смахивая с лица щекотные капли пота, потому, что руки у неё уже тоже не поднимались, девушка издалека заметила встречающую её десятку, и это, странным образом, придало ей сил на последний рывок.
Филиппа ввалилась в ворота тренировочного лагеря и упала без сил на утоптанную землю, буквально, с последним солнечным лучом.
- Засчитано! – отрывисто рявкнул, огласив своё решение суровый наставник, и вся сборная десятка облегчённо выдохнула.
Тиль и Барт, сами еле стоящие на ногах, всё же подхватили неподвижную тушку девушки под руки и потащили к общему казану, где вскоре ожидался сытный ужин, который Филиппа честно заслужила.
Так получилось, что за те три дня в санитарной палатке, когда Филиппа, сама страдая от боли, терпеливо заботилась о них, своих врагах и, по сути, виновниках происшествия с ашварси, оба парня теперь платили ей искренней дружбой и покровительством.
- Ну, давай же, шевели копытами, Пузан! – пыхтел под тяжестью ноши Тиль, тоже немало измотанный тренировками, и за прошедший месяц похудевший так, что его кости угловато выделялись под формой.
- Чего раскиселился, как девка! – подхватил Барт, который, хоть и выглядел получше ушастого, но, тоже, страшно устал.
Филиппа, испугавшись сравнения с девушкой поднапряглась и постаралась переставлять ноги, а не волочиться, полностью повиснув на парнях.
Хотя она и Тиль с Бартом были из разных городов, но все трое попали в одну, так называемую, сборную десятку.
После наказания и последовавшего за ним лечения, пока вся троица лежала в лазарете, в тренировочном лагере было проведено разделение всех призванных на десятки. Парни из одного города, само собой старались очутиться в одной команде, и наставники им не препятствовали. Каждой сформированной десятке выдавали форму одного цвета и определяли одну общую палатку.
Те, кого не приняли в свою команду парни из родного города, были собраны все вместе. В результате, в день распределения, призванных в сборной команде, оказалось не десять, а одиннадцать. Среди них: двое хромых, один косой, один маленький, словно ребёнок, а другой огромный и пускающий слюни, но с бесконечно добрыми глазами. Остальные шестеро призванных, отвергнутых своими, были без видимых недостатков, но земляки, наверняка, знали о них, раз не взяли в свои команды. Естественно, что троица, вышедшая из лазарета через три дня после окончания распределения, тоже была зачислена в сборную «десятку», в которой после этого стало четырнадцать призванных.
- Всё равно из этой команды не все переживут учебные тренировки. Хорошо, если в конце десяток парней останется, - подслушала как-то Филиппа разговор наставников о своих парнях.
Девушка тогда здорово закручинилась, считая, что-она-то, как раз, и не переживёт.
С воинской формой для Филиппы тоже случилась проблема и не одна, а три.
Первая проблема - рубаха и нательное бельё. То, что было хорошо ей в плечах совершенно не налезало ниже, а то, во что влезло тело - в плечах и по длине было настолько велико, что Филиппа выглядела, как чучело или ярмарочный шут.
Вторая проблема - штаны. Тем, в которые Филиппа втиснула попу, живот и бёдра, длину сначала попытались урегулировать подворачиванием, чтобы не портить имущество империи. Но подворачивать пришлось так много, что наставник махнул рукой и приказал обрезать штанины по длине почти посредине.
