– Ну хорошо, например, хочу я, чтобы у меня был сегодня удачный день. И что мне для этого нужно сделать?
– Попросить меня об этом, – девушка сидела рядом и, раскачивая ножкой, напевала что-то себе под нос.
– И всё? Как бы просто попросить и мне сегодня попрёт? Прямо вот так раз, попросил, и на-ка, получи удачу? – Степаныч от души рассмеялся. – Ой, Фортуна Ивановна, или как вас там по отчеству, повеселила ты меня сегодня.
По ней было видно, что она обиделась. Она опустила голову и, казалось, вот-вот начнёт плакать. Она была похожа на маленькую девочку, которой родители отказались покупать мороженное.
– Ну, подожди, подожди. Допустим, – стал успокаивать её так по-отечески Степаныч. – Предположим, что я тебе поверил и захочу небывалой удачи до конца дня.
– Вам нужно просто попросить меня об этом, – лицо её снова вмиг просветлело, она оживилась и, повернувшись к суровому водителю автобуса №100, так по-деловому продолжила:
– Но учтите, я вас должна предупредить, что пропорционально объёму вашей удачи, вас впоследствии постигнет возмездие. Помните, я говорила про весы Вселенной?
Она внимательно смотрела в глаза собеседника, как будто ожидая, когда тот, наконец, попросит у неё о помощи. Её лицо светилось, лёгкий ветерок в парке развевал её золотистые волосы, она была такой непосредственной и прекрасной, что Степаныч закрыл глаза руками и так, ради шутки, ни на секунду не веря в происходящее, произнес:
– О, Фортуна! Прошу тебя, пусть сегодняшний день будет не просто удачным, а очень, очень, очень удачным и незабываемым в моей жизни. Пусть мне сегодня сопутствует такая удача, которая меня никогда не посещала!
Фортуна улыбнулась.
* * *
Сознание медленно возвращалось к Степанычу. Всё его тело изнывало от боли, казалось, в нём не было ни единой клетки, которая бы не сигнализировала о своих страданиях. С трудом, еле сдерживаясь, чтобы не зарыдать, он открыл глаза.
– Кажись, очухивается… – услышал он чей-то не знакомый голос.
Степаныч медленно осмотрел комнату. Судя по всему, он находился в больнице. Белые стены, окно, капельница, кровать. Два незнакомых человека у его кровати. Один в белом халате, возможно – врач, другой также в белом халате, из-под которого была видна милицейская форма. «Кто они? Что я здесь делаю?» – пытался он вспомнить хоть что-то.
Человек, которого он принял за врача, подошёл к нему и, посветив карманным фонариком в глаза, ощупав пульс, произнёс, обращаясь ко второму:
– Уже в сознании, можете общаться.
Второй, который был в халате поверх милицейской формы, придвинул стул поближе, сел на него, достал из папки записную книжку, открыл её и обратился к Степанычу:
– Добрый день! Меня зовут следователь Немезидов, а рядом со мной ваш лечащий врач – товарищ Эскулапов. Как Вы себя чувствуете, дружище?
Степаныч попытался ответить, но вместо слов у него изо рта вырвался какой-то хрип. У него была тьма вопросов, он хотел их задать здесь и сейчас. «Как я сюда попал? Что со мной?» – пытался он сказать, но ничего не получалось. По его лицу было видно, что он испытывает невыносимые муки.
– Тише, тише! Не тужьтесь вы так! Не нужно пока, пожалуй, ничего говорить, – уверенно так и по-дружески попытался успокоить его человек в милицейской форме, – Вы хоть понимаете, что я вам говорю? Если да, то моргните.
Каждое движение доставляло Степанычу невыносимые страдания. Даже веки были не послушными и чрезвычайно тяжёлыми, но преодолевая себя, он всё-таки моргнул.
