Нельзя сказать, что Орехова расстраивало это обстоятельство, но иногда он задумывался над тем, почему так все не просто складывается между ними? И приходил к заключению: все дело в разности темпераментов. Запольский был слишком осторожным и прагматичным во всем человеком, это касалось и работы, и женщин. Зато он обладал одним крайне полезным для этой жизни свойством – если решал, что какой-то проект ему интересен, то пробивал его, как шахтер штольню. Как это у него получалось, Орехов понять не мог, так как знал, что какими-то особыми связями тот не обладает. Это был особый талант, которым сам он был обделен. А потому понимал, хочет того или нет, но должен держаться за режиссера, как жена за мужа. Даже, несмотря на то, что он был далеко не в восторге от его режиссерского дарования. Поставленные им картины, по мнению Орехова, были лишены индивидуального начала, они делались чересчур правильно, в них присутствовало нечто ученическое, несмотря на накопленные за многие годы работы на этом поприще мастерство и опыт. Но это мнение он держал при себе. И собирался это делать как можно дольше.
– Тебя можно поздравить, – сказал Запольский. – Будем снимать твое кино. Честно говоря, я не верил в успех. Никого эта тема почему-то не вдохновляла. Но умеючи все можно пробить. Правда, пришлось затратить не просто усилия, а сверхусилия.
– Ты не представляешь, как я тебе благодарен. Я прекрасно понимаю, если бы не ты, у меня ничего бы не получилось.
– Да, ладно, не в этом дело, – отмахнулся Запольский. – Каждый должен заниматься тем, что у него лучше всего получается. Меня вот что сейчас волнует. – Он задумался. – В отличие от тебя я никогда всерьез не занимался этим персонажем. А предстоит погрузиться совсем в другую эпоху. Можешь ты внятно объяснить, чем этот лорд так тебя привлек?
– Объяснить могу. Внятно – нет.
Запольский вздохнул.
– Тогда объясняй, как сможешь.
Орехов кивнул головой.
– Когда я начал изучать биографию этого человека, то изумился фантастическим противоречиям его натуры. Невиданный развратник сочетался в нем с истинным мудрецом. Всегда считалось, что одно противоречит другому. А здесь полное единство. Причем, я убежден, что одно вытекает и дополняет друг друга. И одно без другого просто бы не существовало. А знаешь, почему?
– Почему?
В обычно спокойно-равнодушных глазах режиссера Орехова увидел пробуждение интереса. Он должен зажечь его и поддерживать этот огонь на всем протяжении съемок. Иначе существует реальная опасность появления очередного скучного и банального фильма, которыми заполонены все каналы, как мусоропроводы бытовыми отходами.
– Я убежден, лорд Рочестер, в отличие от многих декларирующих, что ищут Бога, в самом деле, посвятил свою жизнь этой задаче.
Запольский с сомнением покачал головой.
– Не слишком ли смелое утверждение. Я тоже стал читать о нем. И у меня возникло несколько иное впечатление.
– Антон, поверь мне, что это именно так! – с жаром произнес Орехов. – Будет большой ошибкой, если мы сосредоточим все внимание только на его распутстве.
– Но он всю жизнь именно этим и занимался. По крайней мере, до тех пор, пока не заболел. Между прочим, его судьба – предостережение для тебя. Не знаю, ищешь ли ты Бога, но вот твой образ жизни до добра тебя не доведет.
Орехов усмехнулся. Эта тема всплывала в их разговорах не в первый раз. Несмотря на иногда случающиеся загулы, Антон в целом был образцовым семьянином, чуть ли не боготворил жену и без устали заботился о двух своих потомках. И решительно не одобрял поведение Орехова, менявшего, по выражению режиссера, женщин гораздо чаще, чем перчатки и галстуки. И даже носки.
