– Задания легкие? – Настасия Лесандровна спрашивает про легкие задания. – Ну что же, это очень даже хорошо.
Хорошая!
– Вы ведь уже учитесь писать слова?
– Мы снова говорим ал-фа-вит. А потом пишем. По буквам. У меня нет ошибок почти. Вообще. Я уже пишу корову.
– Тогда у меня есть задания чуть сложнее. Как раз для тебя. Хочешь попробовать?
Настасия Лесандровна предлагает Диме выполнить задания. Ему сказали, что это нужно делать будет. Каждую четверть для каких-то срезов. Дима рад и соглашается для срезов. Надоело писать одних коров. Дима соглашается.
* * *
– Забили, понимаешь, они на него просто забили, – дожевывая салат, возмущалась Настя. Кормили тут неплохо. Хоть в этом детям – и заодно им всем, работающим в школе, – повезло. Суп не очень жидкий, компот не очень разбавленный, жизнь не очень тяжелая.
Оля что-то бормотала в ответ про бедного мальчика и надо же, как же так, угу, угу.
– Ты прекрасно знаешь, что так бывает. – Наташа и Наташина невозмутимость. – Они видят, что ничего не изменить, и умывают руки. Передай хлеб, пожалуйста.
Настя с Олей и Наташей обедали, как и всегда после обучения и перед написанием тугих, тягучих отчетов. В столовой неплотно стрекотало: за столиком рядом и еще через один сидели учителя.
– Да они с ним даже не разговаривают! – Настя кинула вилку на стол, та дернулась, брякнула и замолчала. Настя смутилась. Она не умела злиться сильно, тем более – показно. – Я им зачитала диагноз, и они…
– Как права зачитала.
– …узнали диагноз, и всё, ребенка забросили. Как колготки, когда зашивать лень. Если всё равно две пары еще.
– Тебе тоже в детстве одежды мало покупали, да?
– Я про то (Настя нажимала, наваливалась, пытаясь перегнуть Наташу), я про то, что какие типичные родители, с которыми мы работаем? С детьми которых. Если не алкаши из подвалов, понятно. Про них понятно. Но если нормальные. Ну, какие? Вот! Вот именно, заботливые, спасибо, Оль. Слышишь, Наташ? Они за детей всё отдадут.
– Да что ты мне, я, думаешь, не знаю? Я сколько их видела-то? Да знаю я, они грудь свою положат, чтобы только ребятеночка вытащить. Знаю. У меня и из рук детей вырывали, кричали, что в школу отдадут на год позже, и всё у них будет хорошо, как у всех. Будто у всех хорошо всё. И по ночам звонили, спрашивали, чем помочь, может, надо на уроках посидеть, может, технику закупить. Домой приезжали, озолотить обещали, лишь бы я вылечила. А я что? Вылечить. Я что могу-то? Буклетик родителям дать, советы учителям составить? И несколько раз в год замерить, как эти советы помогают. И еще один дать буклетик, если не помогают. На лоб себе нацепить.
– Ну, я…
– И что ты хочешь, чтоб я сказала? Что я могу? И ты что можешь? Они разные все – родители. Семьи. Дай хлеб, вон он.
Настя помолчала.
И потом:
– Все разные. Да, Наташ. И это совершенно не повод дать Спиридоновым просрать своего ребенка. Возятся со старшими, хотя те явно могут всё сами делать. А на Диму не обращают внимания вообще.
– Да, они нехоро… – попробовала заквакать Оля.
– Внимания не обращают, – кивнула Наташа. – Нормальная семья, интеллигентная. Они его хотя бы не бьют и, ну не знаю, не забывают на парковке у пивной. Ты, наверное, просто забыла, какая это редкость.
– Не забыла.
– Чего?
– Не забыла я. Просто… понимаешь, она особенно, она знаешь, что делает…
– Она что-то делает?
– Да нет, я про то, что она вообще делает вид, что сына не существует.
