Неудобные люди - страница 15

– Вот так, Дима. – Анастасии Александровне вроде тоже грустно. – Я выхожу замуж. Но ты не переживай, мы будем видеться. Я буду к тебе приезжать, договорились? – Она берет мальчика за плечи.

– За-амуж? – Димины глаза начинает жечь, щеки тянет книзу.

– Да, за-муж, то есть у меня будет муж. Но я буду приезжать. К тебе, к воспитателям, мы так же будем видеться, хорошо?

Мир Димы, который в последние годы становился четче, обретал контур смысла, стал размываться. Размывается комната, текут шкафы и обои, Дима чувствует, как они текут по щекам. Мир взрывается мутной жидкостью, застлавшей глаза.

– Вы меня не бросите? – сквозь гул глубоко в ушах он слышит свои же всхлипы. За ними же слышатся ответы Анастасии Александровны о том, что не бросит, ну что ты, конечно, нет, не придумывай и, пожалуйста, не плачь.

……………

………

….

Настя отъехала от обочины. Узкие улочки окраины днем не были загружены и спокойно пропустили, не сжимаясь своей перистальтикой, не задерживая в пробках.

Лучше бы сжимались и задерживали, потому что Настя не знала, куда ехать. Никуда не было нужно, дел не было никаких. Что-то вроде бы было. Но нет, больше никаких, больше уже ничего. В школу к этой класснухе Кристины, Жабе Леонидовне? Нет, нахрен пусть идет. Не сегодня. Не в обиду Кристине, конечно, дай бог, чтоб ей не попало. Но нет. Ж. Л. же весь день испортит, всю душу вымотает – вытащит, обслюнявит, бросит – жить не захочется. Как только Крис ее выносит, бедная девочка.

А лучше бы делала так, чтобы ее мать в школу не волочили! Тоже мне бедная девочка.

Домой тоже не надо было. Хоть кошку заводи, в очередной раз подумала Настя. Чтобы приезжать было к кому. А то этот на работе, эта с парнем гуляет или с кем она там гуляет, не говорит ведь, рыба рыбой, скат с шипом. Настя обещала – к маме, но – вечером, сейчас у мамы дела какие-то. Какие у нее могут быть дела?

Какие-то, видно, могут.

Впрочем, может, лучше рыбок. Не говорят, не ноют, только корм насыпай. Хотя поди и там всё не так просто. Вечно оно всё оказывается непросто, когда узнаешь чуть больше, чем надо было.

Или вообще палочника.

Или скорпиона. Двух. Размножить, подсыпать всем и уехать.

Вот Настя миновала очередной светофор, благосклонно, мерзко-зеленый. Раздался вызов – компьютер на панели сменил цвет, высветив имя, заиграл весело. Настя везде сморщилась от гремучего – хуже змеи, фу – рингтона, нажала на экран.

Нажала. Нажала, блин, НАЖАЛА, твою ж мать, что за техника пошла.

– Але?

– Настенька?

– А кто еще.

– Ну да, – соглашался густой сладковатый голос. – Ты что сейчас делаешь?

– Открыта любым предложениям, – рулила[5].

– Отлично! Я собираюсь на выставку, пойдешь? Работы Кремлёва выставляют, помнишь, в том году о нем все говорили? Сегодня открытие!

– А где это?

– Да как обычно, в Авангардном. – Голос подождал, подышал. – Ну?!

– Ну, пошли.

– Я тебе ссылку скину тогда. Давай через час, да?

Настя свернула на ближайшем перекрестке и поехала в ГАЦ – Городской авангардный центр, – куда подруга таскала ее чуть ли не каждый месяц то на одну эКсПоЗиЦиЮ, то на другую. Настя не была уверена, что это то, что она хочет, но домой хотелось еще меньше. Значит – ГАЦ. Гац-гац-гац. Не(от)[6] доремонтированные дороги стучали.

Цок-цок-цок.

Они сидели у Лены, в просторной кухне, за барной стойкой, которая массивным хвостом искривлялась и утончалась к концу. Только что приехали с выставки Кремлёва, на которой Настя не поняла по меньшей мере ничего, а может и больше, и решила, что у художника шизофрения. Выставка называлась «Членогон» и маркировалась значком «18 +» – Кремлёв рисовал членом. Прямо макал в баночки с краской (интересно, смешивал как?) и рисовал, написано было в брошюре. Надо же, думала Настя, у человека миллиард нейронов, каждый из которых образует до пятидесяти тысяч связей с другими частями мозга, что дает квадриллион нейронных связей (а это больше, чем элементарных частиц во Вселенной), а он рисует хуем – незамысловатые этюды с ломаными людьми на светлых фонах.