Неуловимая подача - страница 50

– Ладно, – смеется она, поднимая руки. – Глупый вопрос.

– Я уже столько пропустил, что боюсь пропустить что-то еще. – В помещении становится пугающе тихо, тишина пронзительна. – Прости, – приношу я свои извинения. – Слишком поздно для того, чтобы тебя этим грузить.

– Меня никогда не поздно грузить, папочка-бейсболист.

С моих губ срывается изумленный смешок, и он снимает напряжение.

– Не смеши меня.

Она улыбается, и мне это очень нравится. Мне хочется смотреть на нее, я хотел бы рассказать ей очень много всего, когда она так на меня смотрит. Но вместо этого я ныряю под воду и плыву прочь, пока не чувствую, что она следует за мной по пятам, плывя по той же дорожке бассейна.

Вынырнув на глубине, я зависаю на месте, пока она тоже не выныривает на поверхность.

– Что, черт возьми, ты делаешь?

– Плыву следом за тобой через весь этот клятый бассейн, пока ты не расскажешь мне остальное.

– Что – остальное?

– Продолжение истории. Почему ты никому не доверяешь своего сына. Почему ты не доверяешь мне. – Она слишком часто двигает руками и ногами, чтобы просто удержаться в воде в вертикальном положении. – Кроме того, я не очень хорошо плаваю, так что, если я утону, это на всю жизнь останется на твоей совести.

– Я тебе доверяю.

Она замолкает, ее зеленые глаза широко раскрываются, и она начинает медленно тонуть.

– Хорошо, Майкл Фелпс[47]. – Протянув руку, я обнимаю ее за талию и притягиваю к себе. – Не нужно жертвовать своей жизнью. Я расскажу.

Наши ноги переплетаются под водой, мы скользим друг по другу кожей. Вода довольно теплая, но я чувствую, как под моей ладонью по спине Миллер пробегают мурашки. Я обвиваю рукой ее бедро, ее ноги обхватывают мою талию, взгляд медленно опускается к моим губам, потому что они слишком близко.

Откашлявшись, я возвращаю нас на мелководье. Добравшись до глубины, на которой она может стоять, я по-прежнему не отпускаю ее.

Когда Миллер пытается убрать ноги с моих бедер, я сжимаю ее еще крепче. Она приятна на ощупь. Слишком приятна. Я действительно понятия не имею, сколько времени прошло с тех пор, как меня в последний раз касалось женское тело, но не хочу, чтобы это заканчивалось прямо сейчас.

– Ты мне доверяешь? – шепчет она.

– Думаю, да.

– Почему?

– Боже, я понятия не имею. Ты как слон в посудной лавке, так что, возможно, я просто не в своем уме.

Я медленно подвожу ее к выступу, усаживаю, но сам не ухожу. Остаюсь стоять между ее раздвинутых ног, мои ладони лежат на бетоне, рядом с ее бедрами.

– Задавай свои вопросы.

– Почему ты увольнял всех нянь?

Она спрашивает напрямик, но я колеблюсь. Опускаю голову, бедра Миллер прямо передо мной, и мне приходится сжать руки в кулаки, чтобы не коснуться их.

– Могу я сказать тебе, почему? – тихо спрашивает она. – Я думаю, ты хочешь перестать играть в бейсбол. Я думаю, ты переживаешь, что пропустишь важные моменты, которые могут достаться тому, кто будет присматривать за Максом. Думаю, ты так зациклился на том, что пропустил, что отчаянно хочешь больше ничего не пропустить.

Вдыхая через нос, я отступаю в воду, потому что мы чересчур близко, и она видит слишком многое.

– Я знаю, каково это – когда с тобой нет родителей, – говорю я ей. – В тот день, когда меня призвали в армию, Исайя был единственным в толпе провожающих, и то же самое произошло, когда подошла его очередь. Кроме того, только я оставался рядом с ним, когда он получал водительские права и когда ему впервые разбили сердце. Последнее, кем я когда-либо буду, – это отсутствующим отцом. Я не пропущу ничего важного, и более того, я не хочу упускать повседневные, незначительные моменты. Они нужны мне все.