Ровно было на бумаге, но забыли про овраги!
Солдат ускоренно выносил и ставил вдоль открытого борта коробки, по две друг на друга, а я мирно стоял и ждал, когда их наберётся в достаточном количестве. Два ряда накопились быстро и замуровали собой амбразуру кузова. Прапорщик был скор на руку, а не на ум. И как только до него стало доходить, что моё замешательство породит ещё одну плотину ДнепроГЭСа, проявив нетерпение, гыркнул: «Ты чего, воин, стоишь?! Хватай и носи! Тебя зачем здесь поставили?!».
Он подался телом в мою сторону, и я, памятуя его недавнее прикосновение, отпрянул: «Сухпай принимать?!» – Я принял стойку послушной собачонки, вот только хвоста у меня не было, чтоб им помахать. – Сколько надо принять, товарищ прапорщик?
Он заглянул в свои бумаги и, не поднимая глаз, ответил: «С офицерским паем девяносто шесть коробок».
– Есть девяносто шесть!
Когда прапорщик оторвал глаза от своих бумаг, он обомлел: считая вслух, быстрыми движениями я начал снимать с машины и откидывать на асфальт коробки, заклеенные по стандарту, а те же, что были открыты или слишком легки, я, как толкатель ядра, отбрасывал назад в кузов.
– Ты чё, блядь, творишь?!! – взревел он.
– Я принимаю сухой паёк по количеству коробок без проверки содержимого! – От испуга и для придания решимости я перешёл на крик.
– Не понял, ты чё, молокосос, охуел?! Ты чё себе позволяешь!!! – Понизив тон до свирепости, он развёл в стороны руки и стоял, выпучив глаза, не зная, что предпринять.
– Если хотите, можем принимать и по содержимому, а нет, то пусть командиры принимают! – И я, пока прапорщик соображал, повернулся к ефрейтору. – Товарищ ефрейтор, позвать товарища майора?
– Зови! – Федулов сам был не готов к такому повороту событий, но с ранее намеченного не свернул.
– Есть! – Я стал быстро удаляться в сторону группы спорящих с комендантом офицеров.
– Стой! – проревел прапорщик и сделал два шага в сторону Федулова. – Вы чё хотите?! – почти прошептал он.
– Мы пришли принять сухой паёк, и мы его примем! – Ефрейтор правой ногой отступил на полшага назад и присел в колене на левую ногу. Руки его проделали незамысловатые движения, чтобы принять исходное положение для рукопашного боя.
Медведь остановился и принялся медленно соображать, затем он поднёс к своему носу накладную, туповато посмотрел в неё, повернул голову в сторону офицеров, которые, сделав перерыв в споре, обратили внимание на недоразумение, возникшее возле машины, и отступил назад.
– Вы чё вылупились? Пошли отсюда на хуй, я пошлю за вами, когда с этими закончу! – Прапорщик позорно прогнал наших конкурентов, и те, не возмущаясь, удалились на значительное расстояние, но их интерес к процедуре приёма не упал.
Далее всё происходило почти по-честному. Я принимал только запечатанные коробки, а те, которые мне не нравились по весу, откладывал в сторону, открытые или запечатанные не заводским способом вообще не рассматривались. В результате штук тридцать нам собирали из разных и даже закрытых коробок, но по весу неполных. Внутри большой коробки размещалось 12 коробочек с самим сухим пайком. Одна коробочка – один день жизни солдата.
Сухой паёк – это: одна пачка из четырёх чёрных, твёрдых, как камень, сухарей; пачка из девяти галет, пресных и твёрдых, как деревяшки; одна банка тушёнки; две банки каши с мясом; маленький ключик, завёрнутый в инструкцию[12]
