Неуставняк 2 - страница 24

– Слушай! – Кучеренко ответил почти сразу, словно ожидал подобную борзость или, по крайней мере, тренировал ответы на подобную каверзу. – Ты – Слон! До тех пор, пока тебя не произведут в Фазаны, ты про свои знаки отличия забудь, а лучше воткни себе в жопу и пережуй. Понял!?! А не понял! Проснёшься завтра Духом! И будешь обстирывать Свороба иль Журовка!

Самодовольный смех из стоящей рядом с плацом курилки, реплики теней, наблюдавших из ночной темноты, и обидчивый недомерок с выпавшей нижней губой – всё это действие происходило не в фильме талантливых режиссёров, а в центре объятой пламенем войны стране, которую нас послали спасать.

Последние фразы Кучеренко уже кричал, но крик его был совершенно не страшен, а пугали те, что подсматривали на нас из ночи. Сколько их? – Не посчитать!

«Интересно, а что он умеет на перекладине?» – Весь поднятый им шум меня донимал мало, намного интересней было оценивать людей, которые стараются быть старше тебя, пусть даже и с помощью звания.

– Кучер, кончай пиздеть, – сказал мимоходом солдат, – давай их в кубрик, пока шакалов нет! А то времени осталось мало.

Он был не от мира сего – форма была ему впору и сидела с неким шиком, панама – не мятым грибком, как у всех, а сомбреро. Мимолётно зацепив меня взглядом, он самодовольно ухмыльнулся и вошёл в модуль. Выражение взрослого, без остатков детства лица отливало отрешённостью от происходящих вокруг нас событий. Пропасть, разорвавшая в этот день мою жизнь, обрела реальные размеры и глубину, которые можно было оценить, лишь поставив нас рядом – сделанные из одного теста, мы были разные по степени готовности, и если его можно было назвать калачом, то я – лишь опара!

– Значить так, – Кучер снизошёл на милость, вернее, потух, – берём свои вещички и – в кубрик третьего взвода. – Свороб, проводи.

Свороб, как оказалось, по команде «разойдись» не исчез с остальными солдатами роты, а всё это время был рядом и чего-то ждал. Плац опустел. Часть, ограниченная только лишь светом в окнах модуля и освещением плаца, вымерла.

Грибок, стоявший в трёх метрах от плаца, приютил под своей крышей одинокую тень солдата, который иногда проявлял себя возгласом: «Стой, кто идёт?!»

– Свои. – Этот ответ был словно ответным словом на пароль, который требовалось произнести, чтобы выйти из темноты на линию границы освещения.

– Проходи, – проговаривал он, когда входящий на плац проходил больше половины пути до крыльца модуля.

Дверь модуля была полуторной, со вставными стёклами, но тусклость коридорных светильников не могла побороть яркости освещения плаца.

Свороб, словно извиняясь, оглядывался на нас и шёл походкой человека, который недавно обжёг пятки – они уже стали заживать, но боль под коростой продолжала напоминать о себе при каждом шаге.

Коридор – он же взлётка, был не шире двух метров. Если двигаться в колонну по два, то встречному придётся расходиться в пол оборота, прижавшись к стенке. Множество закрытых дверей пугало своей неизвестностью. Слева, сразу возле входа – маленькая комната дежурного по части, которая отделена от взлётки небольшой витриной, вставленной в стену коридора. Для особо несообразительных на ней так и написано «ДЕЖУРНЫЙ ПО ЧАСТИ».

Далее по ходу, слева – дверь в медкабинет и оружейная комната, которая защищена железной дверью, сваренной из прутьев нетолстой арматуры. Ушко для замка было пусто, что натолкнуло на мысль, что секунды здесь всё же считают. Сразу возле этой незапертой двери – пьедестал и тумбочка дневального, который с недовольным видом смотрит на сапоги вошедших в расположение части.