Ланджой поднял голову и посмотрел на ворвавшуюся в зал толпу людей. Казалось, ещё немного, и они перешагнут тонкую грань вменяемости.
– Волкодлаки напали снова!!!
– Быть не может, – решительно заявила Мел. – До полного полнолуния ещё неделя.
– К Слепому Ткачу ваше полнолуние! Слышишь, баба?! К Ткачу! Деревня усеяна трупами! Этому чудовищу нет дела до науки. Оно жрёт людей почти каждую ночь!
Ланджой медленно поднялся из-за стола и, громко стуча каблуками по каменным плитам, медленно подошёл к человеку, положил ему руки на плечи и заглянул в глаза:
– Мы здесь затем, парень, чтобы помочь. И мы поможем. Так что успокойся и перестать орать, как истеричная баба. Пошлите, ребята, глянем, что за хрень здесь творится, – кинул он нам небрежно, даже не оборачиваясь.
Действительность превзошла все ожидания. Человек пять лежали на одной улице, между телегами, лошадиными лепёшками и повседневной утварью. Причём, если сами туловища оказались ещё в относительной целостности, то конечности раскидало повсюду. Всю мостовую залило кровью.
Увидев, как туча мух выползла из приоткрытого рта мертвеца, я не смогла сдержаться. Согнувшись в три погибели, избавилась от всего, что осталось от вчерашнего ужина. После чего приняла решение больше не рассматривать жертвы. Помочь им мой осмотр не сможет, а мне неприятно.
– Волкодлак и вдруг охотится не в полнолуние? – плюнул себе под ноги Таббар, закончив осмотр.
– Это не волкодлаки, – покачала головой Мел, – кто-то другой.
– В любом случае повозиться придётся, – резанул товарищей острым взглядом Джелрой. – А пока избавьтесь от трупов, пока луна не заставила подняться их самих. Выжившие после этого нападения есть?
– Нет. А если бы были?..
– Их пришлось бы убить.
Крестьяне болезненно дёрнулись.
Крутой мужик! Что ещё скажешь? Интересно, а если бы это его мать, сестру или дочь покусал волкодлак, был бы он столь же категоричен? Про любовницу и жену не спрашиваю – этих убил бы, не колеблясь, сомнений нет.
Воистину, полная добродетель, свято выполняющая свой долг так же ужасна, как и разнузданный, кровавый порок. Крайности сходятся, как половинки, замыкаясь в круг.
– Нужно дать родственникам хотя бы проститься!.. – начал, было, достойный человек, но Кассли его перебил.
– С чем? С чем ты предлагаешь им проститься? Вот с этой рукой? Или вот с этой ногой? Или вон с той вязанкой кишок, растянутых по всему переулку?
У меня возникло стойкое желание убить ублюдка. Я ведь уже почти справилась с тошнотой…
– Во имя милосердия, добрый господин, не препятствуйте нам, – мягко сказал Ланджой. – Пусть для всех, кому были эти люди дороги, они останутся теми, кем были, а не тем, что от них осталось. Кэнтар, Оукмар! Очищайте улицу.
Прислонившись к стене, я наблюдала, как ребята запихивают в мешок человеческие останки, привязывая их к телеге. Оукмар подходил первым и набрасывал на мертвеца дерюгу, скрывая его от глаз. Потом они вдвоём переплетали в саван тело, брали его, точно полено и тащили к тележке.
Если бы на месте этих несчастных, безымянных бедняков оказался бы какой-нибудь именитый лорд, помпы и реверансов было бы значительно больше. Но кому нужны люди из массовки? Взгляд любого зрителя способен уследить лишь за жизнью основных персонажей.
Очень жаль, что тварь не порвала в клочья вчерашнюю фальшивую музыкантшу. Её бы уж точно не свалили грязной грудой. Над ней бы справили пышную тризну.
