В затуманенных наркотиками глазах промелькнул огонёк очередной насмешки.
– Да ну? Правда?
– Ага.
– Это будет нескоро, – с этими словами он осушил очередной бокал в несколько глотков.
Я согласно кивнула:
– Не скоро. А ещё – заканчивай с дурманом, любовь моя.
Он невесело рассмеялся:
– Подумать только: кровавый демон, не моргнувший глазом, без угрызения совести, наизнанку выворачивающий чужую душу и тело, вдруг читает мне мораль?
Он не прав. Дело тут не в морали. У меня нет морали как таковой. Просто я презираю слабость, в любом её виде. Как можно сознательно отказываться от контроля над реальностью, отравляя мозг дурно пахнущей гарью?
Зависимость – это плохо. Алкоголь и наркотики, девочки-мальчики, похоть – это плохо. Это – зависимость, следовательно, слабость.
– Скажи мне, – попросила я, отодвигаясь, – как называется мужчина, согласный поделиться своей женщиной с другим для получения выгоды?
Эллоиссент всё курил, курил. Он и не думал мне отвечать.
– Что мешает тебе, наплевав на волю дражайшей тетушки, остаться со мной? – снова заговорил я.
– Долг, – ответили мне после бесконечной, тягостной паузы.
– Долг? О! Двуликие! Долг? Ты не мужчина, ты… – я пыталась подобрать нужное слово, – экономист. Или ты не хочешь меня. Потому что, когда хочешь чего-то по-настоящему – это берёшь. Если бы женщиной был ты, а мужчиной я – я бы женилась на тебе, и сотня тётушек меня бы не остановила. Плевать мне на них. Пойми, мне немного надо. Маленький домик, окруженный белым садом, зелень небес над головой, дожди по вторникам, а можно и по пятницам, всё равно. Чтобы был очаг, огонь в очаге и знание – рано или поздно ты все равно придешь. Пусть грешный, пусть темный, придешь и будешь мой. А я, пусть тоже не светлый альф, всё равно дождусь тебя, потому что люблю. Но ты ждать не станешь. И сражаться за меня не будешь. Ты меня не любишь.
Над переносицей Элла прорезалась тонкая морщинка:
– Я не могу сделать то, что ты хочешь. Твой брак с Дик*Кар*Сталом – залог мира между нашими государствами. Пусть хрупкого, непрочного, но мира. Сколько людей нуждаются в этом? Ставки слишком высоки. Что перед тысячью жизней и смертей моя или твоя любовь?
– Плевать я хотела на чужие ставки в чужих играх! – заорала я, теряя терпение. – Это моя жизнь! Я вам не кукла! Не разменная монета! Я – живой человек!
– Хватит строить из себя жертву, Одиффэ, – раздражено отбросил он прядь волос с лица. – Тебе грозят не пытки, не сражения с превосходящим по силе противником. Стать женой короля – это что, так страшно для девчонки из подворотни?
Вот и сказано. Вслух. Без цензуры. Без прикрас и реверансов.
Я была для них, утонченных Чеаррэ, живущих разумом и презирающих чувства, всего лишь девчонкой из подворотни. И я должна быть благодарной за всё: за то, что отмыли, накормили, обогрели, нарядили, обучили и так далее. Благодарной и покорной.
Продолжать беседу бессмысленно.
– Не уходи, – сорвался его голос на шепот, – не уходи… так.
– Какая разница, как, если всё равно нельзя остаться?
В дверях я обернулась, чтобы со всей яростью отверженной женщины произнести:
– Ты пожалеешь об этом.
– Уже жалею.
Нет. Ещё пока нет. Но время придёт. Когда-нибудь. Наверное…
С мучительной, раздирающей болью, разрывающей моё гневливое, горячее и жестокое сердце на части, я постигала простую истину – то, что для женщины сама жизнь, для мужчины лишь сиюминутная прихоть.
