— Возьми, — оставляет стакан в сторону, берет полотенце и, поднявшись, неспешным шагом подходит ко мне. Скорее, крадется, как хищник. Настороженно смотрю на него. Мне отвели роль жертвы? — Ну же, Ева. Боишься меня?
— Вовсе нет. С чего вы взяли? — отвечаю с вызовом, чувствуя, как внутри меня растет то ли паника, то ли раздражение, и протягиваю руку, чтобы забрать, но, едва мои пальцы касаются мягкой ткани, как он резко дергает ее на себя, от чего я оказываюсь припечатана к его крепкой груди.
На белоснежной рубашке Астахова моментально проступают мокрые пятна. Его дыхание на моих губах заставляет меня вздрогнуть. Прямо как вчера.
— А тебе стоит бояться, Ева. Стоит. Потому что…
Кирилл замолкает, чертыхается, а в следующую секунду хватает меня за затылок широкой ладонью и впивается в губы жестким, грубым поцелуем.
8. Глава 8
Кирилл
Черт, зря я это сделал. Не удержался, тормоза нахрен отказали, когда девчонка вновь оказалась поблизости.
Всю неделю только и делал, что пытался отогнать от себя это наваждение. Сильное. Запретное. Она — дочь Савицкого. Повторял про себя три слова, как мантру, как заклинание, которое может помочь. Поначалу эта простая «абракадабра» очень даже хорошо работала, но чем дольше Ева находится в моем доме, тем меньше становится их эффект.
Когда забирал ее из отчего дома, подумать не мог, что она будет оказывать ярое сопротивление. Некоторые методы были почти детскими, я открыто смеялся над попытками Евы мне насолить. А сейчас меня больше беспокоит то, что я отчетливее понимаю, что с Савицким у дочери практически ничего общего нет.
Сегодня я вовсе расслабился и поддался почти животному желанию попробовать девчонку на вкус. Звучит слишком плотоядно, но мои мысли куда хуже. Грязные и порочные, лучше никому о них не знать.
Вот поэтому и не удержался. Впился губами в приоткрытый рот Евы, и чуть не улетел от ее вкуса. Сладкая и такая нежная! Чувственная и в то же время робкая. Охренеть.
Правда, поцелуй длился недолго, потому что… Твою мать, оленёнок Бэмби меня за губу укусила. Зубки свои острые выпустила.
— Первый?
— Что? — не понимающе смотрит на меня, а у самой на щеках яркий румянец, и глаза лихорадочно блестят.
Так бы и взял ее прямо здесь. Ловлю себя на мысли, что мне нравится ее дразнить.
— Целовалась, говорю, в первый раз? — провожу тыльной стороной по губе и усмехаюсь, заметив кровь.
— С мерзавцем вроде вас, в первый раз. И то, по принуждению.
— Со словами аккуратнее, — предупреждаю ее. Терпеть не могу ругающихся женщин. И истеричек тоже.
— А вы руки при себе держите! И язык!
Считает меня мерзавцем? Не будем разрушать ее иллюзий.
— А то, что? Папочке пожалуешься?
— Я могу сама за себя постоять. И вообще… — тяжело дышит, от чего ее грудь в красном купальнике высоко и часто вздымается. — Я дочь Савицкого. Забыли?
Снова напоминает. Кажется, она тоже поняла, какое заклинание работает на «ура». Барахлит иногда, но из ее уст звучит отрезвляюще. Почти как стоп-слово.
— Да, ты права, — провожу рукой по волосам и выпрямляюсь. Ева сразу напрягается. — Хотел использовать дочь врага с пользой для себя, но передумал. Будем считать, что алкоголь немного спутал мысли.
Вижу, что мои слова задевают ее. Никому не хочется быть отвергнутой. Тем более, такой юной неискушенной девочке. Я же видел, как она дрожала вчера, когда я коснулся ее кожи. Если бы я был понастойчивее, дочь Савицкого лежала бы в прошлую ночь подо мной. А я, может быть, наконец бы избавился от зуда в штанах.
