– Ты просто мне завидуешь, – отмахнулась сестра. Она обогнула Алана, чтобы идти рядом со мной, затем схватила меня под руку, и мы медленным шагом двинулись вдоль улочки.
Рынок с продуктами располагался близко, в двух кварталах от моего дома. Нам предстояло пройти мимо ателье, кузнечной лавки, магазинчика с полезными травами и питейного заведения, куда пускали только мужчин. Почему только их? Вообще законов, запрещающих девушкам посещать подобные места, не было. Но в Борне действовали свои порядки, как, например, этот. Старейшины одобряли запреты по собственной воле, и данное правило, как мне казалось, было до невозможности абсурдным: оно принижало женщин. Однако, местные дамы не возмущались, они не особо-то стремились попасть в прокуренное, пропитанное мужским потом, помещение. Поэтому спустили на "нет" подобный запрет.
На рынке оказалось очень людно, словно сегодня здесь собрались все жители небольшого Борна. Крики, голоса, споры, бесконечные разговоры, звон чеканных монет. Я отвыкла от суеты местных жителей и сейчас даже немного растерялась.
А потом… в толпе… совершенно случайно я увидела Генри. И он, кажется, тоже сразу меня заметил. Уголки его губ приподнялись, выдавая радостную улыбку. Генри направился в мою сторону, стремительно огибая то одного, то другого прохожего, и не сводил с меня глаз. А я никак не могла успокоить чувство вины, которое словно острое лезвие полоснуло по сердцу.
Время вокруг будто замерло. Чужие голоса испарились. Звуки шагов пропали. Я слышала только собственный пульс, который бил, словно деревянными палочками по перепонкам.
Все окружающее слилось в кляксу пред глазами. Я ничего не видела, только… Улыбку Генри. Его идеально уложенные светлые волосы на бок. Широкие плечи. Волевой подбородок. Генри не остановился, оказавшись рядом со мной. Он протянул холодные от мороза ладони, стискивая меня в своих объятиях.
Я замерла, не в силах шевельнуться. Тело словно одеревенело. Мне показалось, если я сейчас хоть что-то скажу, все в округе узнают, насколько сильно дочка семьи Ламар обидела этого доброго парня, унизила, растоптала его достоинство.
– Адель! Ди! – прошептал Генри будто бы не своим голосом. В нем было столько любви и нежности, что Деймону бы стоило поучиться. Свет! Почему даже в такой ситуации, я продолжаю думать о Блэйке?!
– Эй, вы вообще-то на улице! – воскликнул Алан, оттягивая от меня Генри.
– Они не виделись столько времени, не занудничай, Ал, – вмешалась Грета.
– Для этого есть менее людные места, – настаивал на своём брат.
– Да, да, Ал, ты прав, – согласился Генри. Он был всегда такой: практически никогда не спорил.
Опустив руки и сделав шаг назад, Генри выжидающе посмотрел на меня… Я, честно сказать, прекрасно понимала, чего именно он ждал: объяснений, громких заявлений об испытываемой мною тоске по нему… Да хотя бы элементарного жеста, ведь раньше мы так любили браться за руки и вместе уходить от людских глаз, уединяться, позволять воздуху пропитаться нами.
– Нам… нужно купить тыкву! – выпалила я первое, что пришло в голову. И обогнув своего жениха, направилась к ближайшей лавке, где женщина, округлых форм, громким звонким голосом зазывала покупателей.
Но от этого стало только хуже: Генри вызвался помочь, он торговался вместо меня, пытаясь снизить цену, потом сам забрал тыкву, сетку с картошкой, так словно мы уже были женаты, и совместные походы на рынок для нас в порядке вещей.
